ГЛАВА XVI
О том, как Меджнун пришел на старое становище Лейли, как встретил ее собаку, страдавшую чесоткой, как беседовал с людьми из племени и как с вестью от Лейли прибыл Зейд
Кто на площадке слов бывал горяч, В човган играя, так подбросил мяч: Был жаркий полдень, — гибель для земли. На мир бросал он пламя, как Лейли. В степях Аравии настал таммуз, И землю зной давил, как тяжкий груз. Горячий ветер, как Меджнун гоним, Всех обжигал дыханием своим. Меджнун бежал и ноги поднимал, Как от жаровни, ноги отнимал: Песок июньским солнцем накален! От зноя пострадал и небосклон, И звезды, устрашенные жарой, Искали тени где-то под землей, Переменилось неба естество, Как видно, лихорадило его! Весь мир жара ужасная сожгла, И стала пеплом каждая скала, А камни драгоценные в скале Подобны углям, тлеющим в золе. Река в себя струю жары вберет, И начинается водоворот! Захочет утка сунуться в поток, — Ее обварит этот кипяток, Но чтобы ноги в воду окунуть, Спешит их перепонкой обтянуть. Колосья хлеба лопнули везде, С горохом схожи на сковороде. И небу желтый блеск жара дала, И землю раскалила добела. И вот уже к сковороде земли Фазан и куропатка подошли, Они клюют готовое пшено: Ай, хорошо изжарено оно! Паук в полыни скрылся от жары: Он в паутине скрылся от жары. Бежит собака, высунув язык: То — летний месяц молодой возник! Червяк — он плавится в таком аду — Спешит укрыться в наливном плоду. Так солнце убивает все плоды, А прежде нежило на все лады! В степи лежало озеро, дремля, — Всю воду залпом выпила земля, От горя треснуло сухое дно: Тоскует по своей воде оно… В подобный день Меджнун достиг земли, Где прежде жил народ его Лейли. Меджнун следы стоянки обошел, Становища останки обошел, Там, где следы жилья заметить мог, Он подметал ресницами порог. Случайно поднял он безумный взор, — Увидел он возлюбленной шатер. Упал Меджнун, от боли сжался весь: Вот здесь она жила, дышала здесь, Вот этот прах… то был порог ее! Вот эта пыль касалась ног ее! Меджнун еще сильнее занемог, Любви еще свежее стал ожог, К любимой сердце бедное рвалось. Он запах чувствовал ее волос, Припав к земле, вбирал он грудью всей Дыхание возлюбленной своей. Ресницами густыми жалкий прах Он подметал и пыль скрывал в глазах,— Как бы легла на стекла эта пыль, От слез его размокла эта пыль, И стала глиной вязкою она, И сделалась замазкою она: Окно замазать нужно навсегда, Чтоб в дом любимой не вошла беда! И на мгновенье лег безумец в печь, Чтобы своим огнем ее зажечь, Золой глаза намазал, как сурьмой, И, как сурьма, глаза оделись тьмой. Потом конюшню старую нашел, Он к стойлам опустевшим подошел, — И сразу пожелтел он, как саман! И снял он с крыши несколько семян, Посеял в сердце семена любви. И раны он перевязал свои, Из крыши вырвав войлока кусок… Его вниманье жалкий пес привлек. Был в язвах, лишаях паршивый пес, Краснела кожа, вся сплошной расчес, Из носа, изо рта текла вода, И в жилах крови не было следа; Был от сустава отделен сустав, Валялось мясо, от костей отпав. Песчинка, волос, что к нему прилип, — Считаться ношей для него могли б. Не в силах был ходить, не в силах встать, Не мог поднять хвоста пустую кладь. Он запахом гниения пропах; Не закрывались губы на зубах, — Он зубы скалил, будто над собой Смеялся, над несчастною судьбой; Глаза низверг он в ямы: спрятал взор, Как бы стыдясь взглянуть на свой позор! Все тело гнойной влагой налито, Вся кожа превратилась в решето, И черви жадные вползли в нее: Находят в ранах пищу и жилье. И, с пластырем и мазью незнаком, Облизывал он раны языком, Облизывал их с яростью такой, С какой когда-то лаял день-деньской! Кишело столько мух в отверстьях ран, Что мнилось: пятнами покрыт тюльпан. От мух немало вытерпел он мук, И вороны над ним чертили круг… И, возмущен жестокостью такой, Глядел на пса Меджнун, глядел с тоской, Умилосердить он хотел червей, Умилостивить птиц мольбой своей: «О вороны! Ваш вид благословен! Мне будьте, вороны, венка взамен! Вся в ранах голова моя сейчас, — Гнездо готово каждому из вас! Пробито сердце вздохами насквозь, И дыр немало бы для вас нашлось! Разрушен я неправдой, горем, злом, О, сделайте развалину жильем! Вонзитесь в тело, выклюньте глаза, — Не трогайте глаза и тело пса! Вам нужен только тощий пес больной? Я пес больной. Насытьтесь, птицы, мной!» Но понял он, что речь его слаба, Бессильны довод, просьба и мольба, И крикнул он, и птицы скрылись прочь… Меджнун спешил животному помочь, Страдающего пса поцеловал, Потом свою рубаху разорвал, На ранах вытер кровь умело он, Повязки наложил на тело он, И в тень больного пса он перенес, Взрастив на нем цветы кровавых слез: «О ты, кто был на благо всех племен Из верности и дружбы сотворен! Ты умираешь, горе — твой удел, Каким великим сердц