ГЛАВА VII
О том, как отец Лейли, узнав о любви Меджнуна к своей дочери, разгневался на отца Меджнуна и тот заковал сына в оковы
Кто написал страданья книгу, тот Свое повествованье так ведет: И превратил круговорот времен Меджнуна имя в притчу для племен. Владыкам сильным, людям слабым всем, Известным сделалось арабам всем. И некто благосклонный, злобы враг, О нем отцу Лейли поведал так: «Был Кайс несчастный в племени Амир, Его способностям дивился мир. Разумен был он, сдержан был весьма, Но, кажется, теперь сошел с ума. Чуждается людей отныне он, Блуждает и вопит в пустыне он. Жалеют люди: «Бедный человек, Любовь свершила на него набег! Он словно грозной бурею влеком: Любовью к некой гурии влеком». Отец Лейли растроган был до слез. Он руку укусил и произнес:[8] «Ах, бедного хвалили столько раз, Его дурной, наверно, сглазил глаз. Ах, светлая погибла голова, Ум совершенный, дивные слова! Язык сладчайший всем понятен был, Он и моей душе приятен был. О, каковы страдания отца И матери! Разбиты их сердца! Каким огнем он мучим и палим? Душа объята пламенем каким? Какая роза в нем любовь зажгла? Какое племя для него кыбла?»[9] И некто молвил: «О дающий свет! Раз ты спросил, позволь держать ответ: В степи широкой множество племен, — Ни к одному из них не склонен он. Его любовь плоха иль хороша, Но в племени твоем — его душа, Но в племени твоем — весь мир его, Но в племени твоем — кумир его! В гареме целомудрия — душа. Лишь ветром целомудрия дыша, Она прекрасна, как весенний ток. Основа этой ткани и уток — Учтивый, скромный нрав… Но пробил миг, И вздох страдальца в сердце ей проник… В его очах — забвение всего. В его речах — свержение всего. Ты знаешь сам: он мастерства достиг, Отмечен высшим даром плавный стих, Но в каждой строчке — имя лишь одно, Не будет упомянуто оно. Сказал я. Сам теперь ты все поймешь И разум свой в советники возьмешь». И слушавший лишился вдруг себя. Как нитка, закрутился вкруг себя, Сначала даже слова не сказал, Ни доброго, ни злого не сказал, В ушах его стоял немолчный шум! Потом очнулся, успокоил ум И молвил так: «Ступай, вкушая мир. Скажи владыке племени Амир: «Такие речи недостойны нас, Я перед ними слух замкнул сейчас. Пусть говорит народная молва, Но ты гони подобные слова. Давно сыновний видел ты недуг, Ты должен был смирить строптивый дух. Знай, заслужил безумец одного: Цепь, только цепь — лекарство для него! Иль ты забыл могущество мое, И каково имущество мое, И как мое значенье велико? С тобой и сыном справлюсь я легко! Или тебе неведом больше страх? Я раздавлю, я превращу вас в прах! Запри Меджнуна, если он упрям! Не подпускай его к моим шатрам! Настойчив будет он в своих делах, — Тогда судьею станет нам аллах, Его тогда о милости моли: Я твой народ смету с лица земли!» Отправил с этим словом он посла: Война свой пламенный язык зажгла. Пришел посланец, долг исполнив свой… Поник родитель Кайса головой, Когда он смысл речей уразумел. Спасенья нет! Смириться он сумел, Согласье дал. Простился с ним посол… А весь народ в смятение пришел, Меджнуна люди бросились искать И плачущим нашли в степи опять, Как будто был покойник у него Или напал разбойник на него! Безумца притащили в отчий дом, Надели цепи на него потом… * * * О ты, чей жребий — звон стальных цепей, Гордись счастливой участью своей! Кто и в цепях сберег свободы пыл, — Свободу многим тысячам добыл.