Что день - меня тоска сильнее гложет.
Я в дом покоя потеряла путь,
С мольбой сердечной не к кому прильнуть.
Так напои меня вином забвенья
И скрой великодушно прегрешенья.
Меджнун мной околдован - говорят,
Цепями страсти скован - говорят.
Но я лишь только жалкая калека.
Меня любить - достойно ль человека?
Ведь я не больше, чем ничтожный прах,
Пылинка я на жизненных путях!
И страсть моя, что мне всего дороже,
И разум мой - твои созданья, боже.
Тобой лишь красота моя жива,
Тобой дана мне сила волшебства.
На судный день свой клад невинной жизни
Хочу нести, не внемля укоризне.
Позволь явиться в твой небесный дом
С лицом спокойным, с поднятым челом".
О господи! Твоей великой славы
святым, нетленным зданьем заклинаю.
И лика Мухаммедова гореньем
и неземным сияньем заклинаю.
Корабль моей души, печали полный,
в любовном море потопи глубоком,
Тебя чрез Моисея, данным Хызру
высоким назиданьем, заклинаю.
Глухую ночь разлуки с милым сердцу
ты сделай утром сладкого свиданья,
Зарею лучезарной, благодатной
ее благим дыханьем заклинаю.
Пусть бесконечно множатся страданья,
что на стезе любовной мне достались,
Мученьем, на пути к тебе лежащим,
и горестным страданьем заклинаю.
Я, помощи не зная, заблудилась;
мне укажи к спасению дорогу,
Пророком, что людей на путь выводит,
его благодеяньем - заклинаю.
Всели в меня, о господи, терпенье,
позволь снести мне скорби и недуги -
Святыми, что тебе угодны были,
и печным их терзаньем заклинаю.
Прими мои молитвы благосклонно
и внемли мне, как Физули ты внемлешь,
Молитвами достойнейших, которых
ты слушаешь с вниманьем, заклинаю!
Так длился этот стон Лейли печальной ...
Вдруг слышит звон она, негромкий, дальний,
Потом все ближе колокольцев звон:
Шел караван. Стремился в Мекку он.
Шел караван священною дорогой,
А в паланкинах - луноликих много.
Лейли в свободный села паланкин,
Взяла с собой лишь горький стон один ...
Ее любовь была вина хмельнее,
И тихо шла верблюдица, пьянея.
Верблюдица была опьянена;
Лейли сказала, горести полна:
"Ты, с шерстью мускусной, благоуханной,
Ты, добронравная, с душой медвяной.
Босая, с непокрытой головой,
Давно ль тропою ходишь кочевой?
На путь страданий кто тебя направил,
Кто на твоей груди клеймо поставил?
Кто над тобой насилие творит?
Что ты все время стонешь от обид?
Мне кажется, что ты любви причастна,
Коль так - твоим я другом быть согласна.
Ты плачешь о возлюбленном своем, -
Так, значит, плакать можем мы вдвоем,
Как я, своею ты не правишь долей,
Как я, чужой подчинена ты воле.
Раз мы, подруги, встретились в пути.
Узнай, что к другу я хочу идти.
Ах, сотвори добро, меня жалея,
К Меджнуну отвези меня скорее.
К нему доставь добычу горьких мук,
Доставь к бальзаму поскорей недуг!"
И вдруг замолкла. Ослабело тело -
И забытье бедняжкой овладело.
И скоро колокольцев звон утих, -
Лейли отстала от друзей своих.
А ночь была печальна и туманна,
Ушел вперед погонщик каравана.
Когда к Лейли сознание пришло,
Ей стало безнадежно тяжело.
И так она подумала с тревогой:
"Все без меня ушли своей дорогой".
Еще одной бедой удручена,
Решает гнать верблюдицу она.
И мечется пустыней необъятной,
Пройдет немного - повернет обратно.
И не найти среди песков пути,
Потерянных следов ей не найти.
И наугад бежит, тоской объята,
Луна, пришедшая в предел Зулмата.
Зашла Лейли небесная - луна,
Путь потеряв, томлением полна.
Но солнце, как Лейли, взошло в сиянье,
И залило верблюдицу сверканье.
И вот Лейли попала невзначай
В излюбленный Меджнуном дикий край.
Она, бродя, дороги ищет дальной,
И видит вдруг - там человек печальный.
"Скажу ему, что сбилась я с пути,
Спрошу, как до селения дойти!"
Она и нему подходит торопливо,
"Кто ты, скажи мне!" - говорит учтиво.
Поднявши голову, тот пленник бед
Словами "Я - Меджнун" ей дал ответ.
Ему Лейли: "Ужель так хвастать можно:
Не станет змеем муравей ничтожный!
Ворона назовется ль соловьем,
Ужель шиповник розой назовем?
Меджнун спросил Лейли: "О гордость света,
Скажи, Меджнуна какова примета?
Как ты узнаешь скорбного того?
Могла бы мне ты описать его?
Лейли сказала: "Пери он достоин,
Прекрасен, горделив, высок и строен.
А ты простое детище скорбен,
Урод лицом; горб - на спине твоей.
Ты нищий, а Меджнун - султан вселенной,
Презренный ты, а он - благословенный".
"Влюбленным униженье только - честь,
Величье только у красавиц есть".
Лейли сказала: "Чародей, готовый
На сердце бедное надеть оковы!
Пусть горем будет согнут стройный стан,
Лик исказит несчастий ураган;
Но ведь Меджнун - он мыслью совершенен,
А стих его своей отделкой ценен.
А твой обычай - разве он высок?
И в чем достиг величия твой слог?
Меджнун сказал: "Кто страстен - нем невольно,
О нем гласят потоки слез довольно.
Коль ты речист и словом овладел, -
В любви успокоенье - твой удел.
А ты молчишь - ты, значит, неспокоен,
Ужель ты осуждения достоин?"
Лейли Меджнуну: "Веру оживи,
Коль ты Меджнун, скажи мне о любви.
Пока тебе поверить тяжело мне:
Прочти стихи мне. о былом напомни!"
Меджнун печальный понял с первых слов,
Что нужно от него Лейли: стихов.
Он рассказал о горести великой
И о своей печали многоликой:
"По лугу всех скорбей текущий ключ,