Бросал на землю радостную сень,
Но в мир иной бросал земную тень[17].
Рождала к праху зависть небосвода
Твоя благая, чистая природа.
Прельщала ангелов твоя краса,
Тебя лобзать хотели небеса.
И скорбь они великую терпели,
Мечтая поскорей достигнуть цели.
В благое время и в счастливый час
Услышан был небес молящий глас.
И Джабраил тебе дал приказанье:
"О кипарис в саду благого знанья!
Как солнце, тень отбрось на небосвод
И свой высокий совершай поход!
Восстань и милость окажи, владыка,
И славу ночи приумножь великой![18]
Скорей отбрось наружный свой покров
И посети бескровельного[19] кров!
Все ангелы узреть тебя мечтают,
Свидания с великим ожидают.
В дворце небесном звездный хоровод
Давно уже тебя, тоскуя, ждет".
Ты, на Бурака сев, обрел блаженство,
И в счастии достиг ты совершенства!
В четырехстолпный дом[20] ступив ногой,
Ты девять сводов[21] пронизал стрелой.
Стал месяц целовать твой след с приветом.
Твои глаза поили солнце светом.
С почтительным поклоном, сановит,
"Я твой слуга," - промолвил Утарид.
Нахид, с тебя свести не в силах взора,
Пир начала средь звездного простора.
А солнце прах лобзало стоп твоих,
Твоим учеником стал сам Масих.
Твой меч векам дал своды новых правил,
И в мужестве Бахрама ты наставил.
Бурджейс был рад приходу твоему,
Ты счастье сладкое принес ему.
Тебя Кейван, и радостен и светел,
Как средоточие собранья встретил.
Ты, всех светил построив племена,
Стал сеять звезды - счастья семена.
Создав другой порядок там чудесный,
Ты в пестроту одел атлас небесный,
И, оказавши воздуху почет,
Ты троном озарил весь небосвод...
Коня и Джабраила ты оставил,
Один к Единому стопы направил.
Завесы больше твой не видел взор,
И междусферный ты узрел простор.
Ты досягнул, куда не досягали,
Ты в недоступные вознесся дали.
Творцу молитвы наши ты вручил
И весть его благую получил.
И пролилась божественная милость,
И благодать творца к тебе спустилась.
От кладов знанья дал тебе он ключ,
Дал в дар тебе надежды светлой луч.
Набрав жемчужин из святого моря,
Ты из полета возвратился вскоре -
Еще постель твоя была тепла
И пыль дороги взвихрена была,
А ты уже пронзил полетом воздух
И вновь обрел себе достойный роздых ...[22]
Да, ты познал такую благодать,
Что время не могло о ней узнать.
И вот ты сам уведомил беспечных
И рассказал о скрытых тайнах вечных.
Широко двери милости открыл
И каждого достойно одарил . . .
Но если всем тобой дана награда,
Меня, великий, обижать не надо.
Несчастный Физули, я унижен,
Своими же грехами устыжен.
Рассудок слаб мой, непокорны мысли -
Спаси! Несчастья надо мной нависли!
Путеводитель в темноте ночной,
Меня ведущий узкою тропой, -
Направь туда, куда идти мне надо,
И удостой сочувственного взгляда!
Чтоб я, стопы не погружая в грязь,
Шел за тобой, душевно веселясь . . .
Чтоб сада жизни жаждущее лоно
Дожди щедрот омыли благосклонно.
О кравчий, наш кружок укрась собой.
Подай вина, будь милостив со мной!
Дай чашу, чтоб душа развеселилась,
Будь благосклонным, кравчий, сделай милость!
О, как я в доме горя одинок,
И друга нет, с кем поделиться б мог!
Соратники по битве слова сладкой
Исчезли; в царстве слова нет порядка.
Остались только мы с тобой вдвоем,
Давай украсим пиршество вином!
Я буду пить - ты только подавай мне,
Я буду петь - ты слушай, подпевай мне . . .
Сейчас стихами все пресыщены.
За них и низкой не дают цены.
Клянет наш век стихи, в добре изверясь,
Речь мерную считает он за ересь.
И если я, готовый сердце Сжечь,
Вложу его в размеренную речь,
И сотни лалов нанижу в порядке,
И сотни роз я высажу на грядки,
Не поглядевши, каждый завопит:
"Не роза - шип, не лалы, а гранит".
Во всей багдадской стороне бесспорно
Уже не славен больше стих узорный.
Сейчас и царств таких на свете нет,
Где был бы признан хоть один поэт.
Как в Хинде, в Фарсе, в Шаме, в Хорасане,
Так в Руме, и в Аджаме, и в Ширване, -
Никто не может взвесить пронизь слов, -
Иначе мы бы знали знатоков[23].
Поэзию скрывать напрасно будешь -
Так солнце не светить ты не принудишь!
Пусть камни закрывают ход в рудник -
Рубин всегда покажет всем свой лик.
Но такова круговорота воля, -
И мы стихов нигде не видим боле.
Что ж! Я плохой круговороту друг:
Ведь я не вхож в ему подвластный круг.
Он хочет мерной речи униженья,
Он хочет возбудить к стихам презренье,
А я хочу открыть простор стихам,
Когда больны они, лекарства дам.
Круговорот считает мудрость зыбкой,
Но я смеюсь над этою ошибкой.
Разрушенное воссоздать хочу,
И верю я - мне это по плечу!
О кравчий, помоги же мне в печали,
Меня оковы горя оковали!
Нам горести лечить разрешено,
Лекарство против горестей - вино!
Когда тобой спасен я буду, бедный,
Знай, помощь не останется бесследной.
Ракушка я, ты облако весной.
Дай каплю, я дам жемчуг дорогой.
Ты солнце, я же - черный прах долины,
Огонь мне дай - и получай рубины!
Скиталец я бездомный - пожалей!
Нет у меня ни близких, ни друзей!
Друзья, которых нет давно на свете -
Певцы минувших навсегда столетий, -
Нагими на земной явились пир,
Но проводил их с почестями мир!
Поддержку получив в круговороте,
Был в каждом веке кто-нибудь в почете.
17
По преданию, у Мухаммеда не была тени, так что он лишь осенял благодатью людей, а тень его отбрасывалась на небо.
18
Великая ночь - ночь в месяце Рамазане, когда все сущее, по мусульманскому преданию, поклоняется богу.
21
Девять сводов - по мусульманскому преданию, небо, состоящее из 9 сфер (9 небес, 9 сводов).
22
По преданию, Мухаммед так быстро совершил полет на небо, что не успела даже пролиться вода из наклоненного кувшина.
23
То есть сейчас нет истинных поэтов, которые могли бы ценить стихи (взвешивать пронизи слов-жемчугов); если бы они были, мы узнали бы о них, ибо истинная поэзия становится известной вопреки всем препятствиям.