Теперь его душа не тосковала.
Любовь в природе мальчика была, -
К возлюбленной она его влекла.
С рождения был Кейс с любовью дружен,
Затем ему был лик прекрасный нужен.
Когда младенец красотой пленен -
В нем, значит, лик любви запечатлен.
Все видели - несчастным мальчик станет
И от любви цвет дней его увянет.
Рассвет подобный землю озарит,
Поднявшись, солнце землю покорит.
Заботясь о младенце луноликом,
Кормилица, в старании великом,
Растила этот месяц молодой, -
И стал он полной, ясною луной.
А время постепенно, равномерно
Его вином любви поило верной...
Все больше разливался хмель в крови.
Давила все теснее цепь любви ...
Но дальше колесо времен вращалось,
Уж десять лет страдальцу исполнялось .
Отец, как требовал того адат,
Назначил обрезания обряд.
Со всей страны в одном собрал он месте
Людей почета, доблести и чести.
Он столько роздал всякого добра
И столько золота и серебра,
Что бедняки нужды не опасались,
Но разоренья богача боялись.
Отец для всех такой устроил пир,
Которого еще не видел мир,
И даже сам Джамшид во время оно
На этот пир воззрел бы благосклонно.
Закончили обряда строгий чин;
Настало время, чтоб учился сын.
И вот закончены приготовленья -
И мальчик в школу послан для ученья.
В той школе девушки учились с ним,
И каждая лицом - что серафим.
Казалось, гурии в раю собрались,
А юноши с гилманами равнялись.
Коль девушки и юноши друзья,
К любви ведет их каждая стезя.
Коль девушка посмотрит шаловливо
И, улыбнувшись ласково-игрово,
На юношу вниманье обратит, -
Кто против оболыценья устоит?
Глаза одной прекрасней всех там были
Она и Кейс друг друга полюбили.
Ее увидев, совершенный ум
Растерянных собрать не мог бы дум.
Она тряхнет волнистыми кудрями -
И обовьет мучения цепями.
Прекрасен и бровей изгиб крутой,
Влюбленных поражал он красотой.
Колол копьем и взгляд лукаво-скрытный.
Лоб - океан, скорбей мятежных полн;
И волосы над ним мятежней волн.
Черней сурьмы пленительные очи,
Казалась родинка чернее ночи.
Ланиты были розовей румян,
Румяны перед ними - что шафран[30].
Глаза бы только на нее глядели,
Ее из виду потеряв, пустели.
В рубинах жемчуг[31] - словно капли рос
Меж лепестками ярко-красных роз.
Слова из уст текут сладкоречиво,
И мертвеца ей разбудить не диво.
Стан - что самшит. А подбородок? Он
И округлен и сладко раздвоен.
Небесной негой тело отливает:
Так рыбка в море красоты, сверкает.
У глаз газельих соколиный взгляд,
А речи слаще всех других услад.
Движенья рук иль ног людей чаруют,
Мизинец, ноготок - людей чаруют.
Безмерно дорогая красота,
Прекрасный образ, милая мечта.
Мир в волосах ее - тенетах - бился,
Весь мир в красавицу Лейли влюбился.
Ее увидев, Кейс затосковал
И, полон страстной муки, горевал.
Красавица же в Кейса взгляд вперяла
И, сто услад найдя, покой теряла.
Он ей казался бедствием времен,
Ведь в мире не было таких, как он.
Как кипарис, он прям, высок и строен,
Сад роз - его дыханья недостоин.
Изящества родник - его уста,
Сердца пленяет стана красота.
Великий труд - сказать, как он прекрасен,
Скорей скажу - здесь всякий труд напрасен.
Глаза - нарциссы; каждый глаз - колдун.
А брови над глазами - буквой "нун".
Его лицо пленительней тюльпана,
А прядь волос - что "лам" благоуханный.
Уста его чаруют слух и взгляд,
Понять ли тайну, что они таят?
Ключ к тайнам тем - кудрей изгиб единый,
Ключ сладких вод - то губ его рубины.
Его лицо - что светлый ключ впотьмах,
Сурьмы прекрасней под ногами прах.
И столь же он прекрасен был душою...
Когда Лейли он полюбил душою,
То, если б в зеркало он посмотрел
И облик свой в том зеркале узрел,
Он был бы преисполнен восхищенья,
Забыв Лейли, тревоги и томленья ...
Два кипариса, красотой равны,
Друг другом сразу были пленены.
Они вкусили преизбыток страсти
И вместе пили злой напиток страсти,
Их увлекло водоворотом бед,
Различья между ними сгинул след.
Их естество теперь единым стало,
Одна душа в обоих обитала.
Бывало, с Кейсом разговор вели,
Но отвечала за него Лейли,
А если ждали от Лейли ответа, -
Кейс говорил. Обычным было это.
Они учили верности урок,
Огонь любви их все сильнее жег.
И вот, когда Лейли читать хотела,
Не в книгу - в Кейсово лицо глядела.
Рисуя, видел Кейс любимой бровь -
Ее лекалом сделала любовь.
Рисунками менялись повседневно
И спор вели в рисунках задушевно.
Все спорили, каков любви предел,
Друзей высокий славили удел.
Созданиям чистым жизнь дарила сладость,
Они великую познали радость...
...Любовь укрыть в толпе людской нельзя,
В любви на миг найти покой нельзя.
Когда пылаешь ты любовным жаром,
То приготовься и к упрекам ярым.
Огонь любви рожден был красотой,
И воля закалилась силой той.
Их неземное счастье истомило
И свет рассудка их совсем затмило.
Язык был точно связан, - так несмел.
Боясь раскрыть их чувства, он немел.
Но средство новое они открыли:
Бровями и глазами говорили.
Один лишь устремит на друга взгляд,
А брови, отвечая, говорят.
Но даже и такие разговоры ....
Все ж вызвали людские разговоры.
Не говори: "Ну, что - народный глас?'[32]
Зрачок - в глазу. Ему ль не нужен глаз?
Меж тем друг к другу их сердца привыкли,
Друг другу в глубь сердец они проникли.
30
То есть ее щеки были настолько розовы, что румяна казались перед ними бледными, подобно желтому шафрану.