Чтоб больше мне не мучиться бесплодно.
Учусь не самовольно в школе я,
Твоей не преступила воли я.
То в школу мне велишь ходить, стараться,
То школы мне велишь остерегаться.
Какое же мне слово повторять?
Чему, скажи, должна я доверять?
Я слушала тебя не без испуга:
Выходит, я свеча[39] дурного круга?
Вожу я дружбу с тем, кто непочтен,
К чьему-то горю я попала в плен?
Но на чужого глаз не подниму я
И в школе время провожу, тоскуя.
Учитель был всегда моим врагом
На чтении простом и хоровом.
Так что ж еще, скажи, бывает в школе?
Ужели есть отрада в школьной доле?
Подобных слов не повторяй, прошу!
И мне, несчастной, доверяй, прошу!"
Услышав, что Лейли ей отвечала,
Мать, прекратив упреки, замолчала.
Увидела: чиста ее Луна,
И о любви не ведает она.
Неверен приговор суда людского,
Напрасно люди говорят сурово:
"Лейли бесстыдно в Кейса влюблена",
Нет, эта злая выдумка смешна.
Теперь, когда в душе росло сомненье,
Она нашла душе успокоенье.
Остаться дома дочери пришлось.
Ее глаза - источник жгучих слез.
В созвездье обрело покой светило;
Судьба в ларце жемчужину укрыла.
Рубин укрыт в глубь каменной гряды,
Нашли сосуд для розовой воды[40].
Застлало очи темнотой безбрежной,
Надежда мглой сменилась безнадежной.
Вздыхала. Но ужели вздох тоски
Раскроет розы сердца лепестки?
То плакала, исполнена страданья,
Взрастят ли слезы дерево желанья?
То извивалась, словно волосок,
Что в горести спустился на висок.
Душа ее, как тонкий рот, сжималась,
Томила тело и глаза усталость.
Ей не избыть свою печаль самой,
Подруги нет - и надо быть немой.
К огню мечты свеча стремится взглядом,
Хотело б сердце быть с мечтою рядом.
Великой горестью сокрушена,
Решила терпеливой быть она.
И, плача, песню скорби начертала
И про себя свою газель читала.
С любимым навсегда судьбой разлучена, скорблю жестоко.
Судьба не снизойдет к мольбам, и я страдаю одиноко.
Коль вздохами своими сжечь я девять не смогу небес, -
Тогда какая польза мне в огне, взносящемся высоко?
Я тайным горем сражена - но горе горшее того,
Что мой любимый не узнал страданий тайного истока.
Со мной беседовал мой стон, но, наконец, унесся он, -
Наскучив мной, он улетел и разлился везде широко.
Зачем еще мне говорить о тайных горестях моих?
Устам и так не удержать признаний скорбного потока.
Свидетель бог, - любимый мой всегда живет в моей душе,
Хотя любимого теперь не видит плачущее око.
Душа покинет плоть мою, но след моей любви к тебе
Навек останется в душе - так он запечатлен глубоко.
О ветер, сделай милость мне, уже сегодня, может быть,
О стройном кипарисе весть ты принесешь мне издалека.
О Физули, душа скорбит - разлука ей несет печаль,
Но кто узнает про печаль души, терпящей злобу рока!
Дай, кравчий, мугского вина скорей,
Чтобы забыть мне этот мир скорбей!
Скорей, иль душу мне отравит горе,
Скорей, иль сердце окровавит горе!
Когда вино мой ум не унесет,
То колесо судеб мой ум сожжет.
Ах, это колесо непостоянно,
Оно виновник гнета и обмана.
Его вращается неверно ось -
Кому страдать от рока не пришлось?
Когда сведет он вместе двух влюбленных
Иль двух людей, страданьем изнуренных,
То разлучать их любит он всегда,
Чтоб овладела душами беда!
Какая же таится в дружбе мука,
Когда за нею следует разлука!
Садовник драгоценных слов-услад
Так в старину украсил этот сад:
Прекрасный кипарис в саду страданья,
Кейс, знавший горе, муки и терзанья,
С отрадной мыслью в школу приходил:
Он там без грусти время проводил.
Он красоту живописал любимой,
От скорби отдыхал неизлечимой.
Однажды Кейс знакомым шел путем
Прекрасным утром, радостью влеком.
Он входит в школу, весело мечтая,
При мысли о любимой расцветая.
Но гурии в раю - он видит - нет!
День наступил, но где же солнца свет?
Без солнца день подобен темной ночи,-
И темнота ему застлала очи.
"Рок - чародей. Непостоянен он.
Сейчас он чем-то новым увлечен.
Наверно, розе, - мыслит Кейс в тревоге,
Шипами злобы выстлали дороги"
Заплакал он, надежду потеряв:
"Несправедлив, - решил он, - неба нрав!
За что ты, небо, душу мне терзаешь,
К отраде сердца путь мне отрезаешь?
Не виден мне к заветной цели путь -
Ужели я виновен в чем-нибудь?
Меня ты поначалу одарило
И радостью свиданий окрылило.
Зачем же ныне, е твой круговорот
Обрушил на меня столь тяжкий гнет?
Тебя сожгу я жгучими слезами
И так раздую этих вздохов пламя,
Что ты печаль почувствуешь мою
Под сводами, под всеми девятью[41].
О старец, наш учитель! Сделай милость,
Чтоб волшебством здесь пери вновь явилась.
Пекись не только о моей судьбе:
Что горе мне - то горе и тебе.
"Алиф", теперь прощайся с прямизною,
Своей не обольщайся прямизною.
Ведь ты, "Алиф", поклонник красоты:
Она ушла - зачем же медлишь ты?
Ты, "Нун"! Бровей любимой ведь не видно, -
Ужель тебе существовать не стыдно?
Эй, "Мим"! От взоров скрылся милой рот. -
Его изображенье пусть уйдет!
Чернильница! Пора скорбей настала:
Души твоей заржавеет зерцало.
Теперь, вдали от мускусных кудрей,
Вода пойдет из печени твоей[42].
А ты, перо, ты слезы проливаешь
И в беспокойстве мечешься, блуждаешь.
Сегодня ты - ив том причина мук -
Не знало поцелуя нежных рук.
Дощечка![43] Пусть о ней воспоминанье
Прольет печаль в любые начертанья!"
Так этот пленник яростных скорбей
Ходил, стеная, в школу много дней.
42
То есть только черные кудри Лейли придавали чернилам их цвет, а теперь они превратятся в воду.