Нуждою гонимый, он верит в любовь,В чьи очи с улыбкой взирает Лейли?
Меджнуна разлука лишила ума,Неужто блаженство вкушает Лейли?»
Лейли внимала. Капли жарких слезМогли расплавить каменный утес.
Одна из бывших с нею стройных девВзирала на нее, оторопев.
И прияла, сколь тяжело двоим,Разлуки гнет обоим нестерпим.
Лейли замкнулась, возвратясь домой,Так в раковине жемчуг дорогой
Красу свою запрятать норовитИ тайну сокровенную хранит.
Но та, которой стал секрет знаком,Все нашептала матери тайком.
«Ведь только мать вольна в беде помочь,Отыщет средство и утешит дочь!»
И мать, узнав, исполнившись тоски,Забилась птицей, пойманной в силки.
«Один безумен! — плакала она,—Хмельна другая, словно от вина.
Как вразумить? Аллах, где сил мне взять?Дочь я могу навеки потерять!»
Но поняла, что здесь помочь нельзя,И горевала, молча боль снося.
Лейли таиться от родных должна,Так в паланкине облачном луна
Туман вдыхает, что вокруг нее.Кинжал вонзает в сердце острие.
Она в страданьях дни влачит свои.Тот, кто любил, тот знает власть любви!
Сватовство Ибн-Салама
Сад радости, где счастью должно быть,Вдруг сочинитель вздумал заклеймить, —
В тот день, когда Лейли, войдя в цветник,Явила миру лучезарный лик,
Узрев ее средь шелеста весны,Померкли розы, зависти полны.
При виде кос, что по плечам вились,Душистыми цепями завились…
В тот самый день забрел в цветущий садОдин араб, чей род Бану-Асад.
Был молод он, пригож и сановит,Среди арабов чтим и знаменит.
Роднёю достославной окружен,О процветанье рода пекся он.
Успех его сопутствовал делам,И звался он «Сын мира» — Ибн-Салам.
Он был удачлив, как никто иной,И обладал несметною казной.
Увидев свет пылающей свечи,Он вздумал поступить, как вихрь в ночи.
Но об одном забыл он на беду,Что ветер со свечою не в ладу.
Он, возвратясь с дороги в край родной,Соединиться жаждал с той луной.
Но истина забыта им одна —Не про него затеплена луна.
Настойчивый в решенье до конца,Араб нашел надежного гонца.
Чтоб тот, старанье проявив, помогЛуну упрятать в свадебный чертог,
Чтоб, умоляя у отца в ногах,Динары рассыпал, как жалкий прах.
И в уговорах, не жалея сил,Несметные сокровища сулил…
Гонец, искусный в деле сватовства,Не поскупясь на льстивые слова,
Униженно склоняясь до земли,Стал у родных просить руки Лейли.
И благосклонно обойдясь с гонцом,Так свату отвечали мать с отцом:
«Пускай аллах твои продолжит дни,Мы ценим просьбу, но повремени, —
Подул в цветник студеный ветерок,Наш первоцветный розан занемог.
Поправится, дай бог, она вот-вот.Пускай жених со свадьбой подождет.
Для общей пользы их соединим,Да будет небо милостиво к ним!
Но только не сейчас, минует срок,Еще недужен утренний цветок.
На радость нам болезнь избудет он,И расцветет на радость наш бутон.
Пусть увенчает свадебный венецСоюз счастливый любящих сердец».
Благоразумным этим вняв словам,Терпения набрался Ибн-Салам.
Стал женихом, исполненным надежд,Пыль ожиданья отряхнув с одежд.
Науфал посещает Меджнуна
Не ведала Лейли, что делать ей,Любовь скрывать чем дольше, тем трудней.
Девичья честь во власти пересуд,Ославили ее и чанг, и руд.
О ней судачит и шумит базар,Газели распевают млад и стар, —
Усердствуют заезжие певцы,И шепчутся безусые юнцы.
В тревоге и смятении она,Днем нет покоя, ночью не до сна.
Меж тем Меджнун, слепой судьбой гоним,Пустыней брел, отчаяньем томим.
В седых песках его терялся след,И хищники за ним бежали вслед.
Спешил он к Неджду, длани простерев,Выкрикивая бейты нараспев.
Любовь его в тот горный край влекла,Он шел как дух добра, не гений зла.
По терниям ступал он босиком,Как кеманча, стеная под смычком.
И слыша безысходный этот зов,Любой ему сочувствовал без слов.
В краю пустынном мирно проживалДостойный муж, чье имя Науфал.
Он добрым был, хоть с виду и суров —Защитник вдов, радетель бедняков.
Но этот кроткий муж, впадая в гнев,Врагов своих крушил, как ярый лев.
Он был богат и не считал казны,Но не о том мы рассказать должны.
Однажды, в окруженье гончих свор,Он для охоты выбрал тот простор,
Где средь забытых богом голых скалЗверь дикий рыскал и приют искал.
Вдруг пред собой он юношу узрел,Страданья перешедшего предел.
Стоял он на израненных ногах,С горящим взором, изможден и наг.
Вокруг него — поверить в то нельзя! —Лежали звери мирно, как друзья.
Расспрашивать стал ловчих Науфал,И с удивленьем повесть услыхал:
«Мол, так и так, любовь повинна в том,Что распростился юноша с умом.
Слагает бейты средь песков сухихИ ветеркам вверяет каждый стих.
Тем ветеркам, что донести смоглиБлагоуханный вздох его Лейли.
Он облакам, свершающим полет,Стихи читает сладкие как мёд.
Все странники спешат сюда свернуть,Чтоб на страдальца нищего взглянуть.
С ним делятся последнею едой,Коль пищи нет, то чашею с водой.