Ту чашу поднимает он с трудом,К ней припадает пересохшим ртом.
И пьет во здравье той, кто всех милей,Не думая об участи своей».
Сочувствием проникся Науфал.«Как поступиться знаю, — он сказал,—
Коль возлюбивший сам в ответ любим,Мы любящих сердца соединим».
И тут с коня, чьи ноги, как бамбук,Проворно наземь соскочил он вдруг.
Меджнун обласкан был и тотчас званС ним разделить походный дастархан.
Муж утешать больного начал так,Что от горячих слов Меджнун размяк.
Вдруг Науфал заметил, в свой черед,Что юноша съестного не берет.
Не пробует изысканнейших блюд,Хоть, словно тень, и немощен и худ.
О чем бы речь они ни завели,Он говорить мог только о Лейли.
С участливым терпеньем НауфалРасспрашивать тогда Меджнуна стал.
И, слушателя доброго найдя,Меджнун, поев, стал кротким, как дитя.
Он друга обретенного дивитДвустишьями газелей и касыд.
На шутки шуткой отвечал при всех,Все радостней его, все звонче смех.
А тот, который этого достиг,Обитель упования воздвиг,
Так говоря: «Далек твой свет живой,Но не растай свечою восковой.
Я на весы богатство положу,А не поможет, силу приложу.
Схвачу Лейли, как птицу на лету,Соединю двойную красоту.
Кремень запрятал таинство огня, —Сталь высекает искры из кремня.
Пока с луной не заключишь союз,Аркан из рук не выпущу, клянусь!»
И, возрожденья чувствуя канун,Пал на колени перед ним Меджнун:
«Надежда — услаждение души,Коль в обещаньях этих нету лжи.
Но я безумен, разве вправе матьРодную дочь безумному отдать?
Сломает розу вихрь, задев крылом,Она — луна, я — див, рожденный злом.
И если злобный див владеет мной,Не совместим я с дивною луной.
Напрасно тщились рубище отмыть,Я весь в грязи, мне грех не замолить!
Ты черный коврик долго отскребал —Напрасный труд — белее он не стал!
Иль чудотворна у тебя рука,Что ты спасти задумал бедняка?
Довериться тебе страшусь, мой друг,Ты обещанья не исполнишь вдруг, —
Того, кто за тобой посмел пойти,Без помощи оставишь на пути.
Я не смогу желанною достичь,И ускользнет непойманная дичь.
Грохочет барабан, но посмотри,Сколь важен с виду — пуст зато внутри.
Коль счастье мне сулишь не на словах,Пускай тебя благословит аллах.
Но если все — один мираж пустой,Оставь меня с безумною мечтой.
Не поступай судьбе наперекор,Дозволь мне жить, как жил до этих пор!»
И, причитаньям внемля, НауфалПомочь ему немедля возжелал.
Он, благородной жалостью объят,Поклялся и как сверстник, и как брат,
Господством всемогущего творца,С Меджнуном быть до самого конца:
«Свидетелям да будет в том пророк,Я поступлю как лев, а не как волк,
Забуду я про сон и про еду,Но обещанье свято соблюду.
Прошу тебя, в спокойствии живи,Оставь безумства дикие свои,
Увещеваньям ласковым внимай,Мятущееся сердце обуздай.
Верь, клятва нерушима и свята,Тебе открою райские врата!»
Вино надежды он сумел налить,И жаждущий безумец начал пить.
Он укротить сумел свой буйный нрав,Спокойным с виду и послушным став.
И, всей душой поверя в уговор,Сумел залить пылавший в нем костер.
Надеждою счастливой осиян,Поехал к Науфалу в дальний стан.
В горячей бане смыв и пыль и прах,С ним восседал на дружеских пирах.
Стал пить вино, и повязал чалму,И сладкозвучный чанг играл ему.
И с восхищеньем слушать все моглиГазели, что слагал он в честь Лейли.
Щедрей дождя, что льется на луга,Дарил хозяин гостю жемчуга.
Меджнун в парче, он вдосталь ест и пьет,Похорошев от дружеских забот.
Согбенный стан вновь строен, как бамбук,Лик восковой стал розов и упруг.
Вновь, словно месяц средь лучей светло,Средь мускусных кудрей сквозит чело.
Зефир в его дыхание привнесТот аромат, что похищал у роз.
И, как улыбка солнечной весны,Сверкают зубы снежной белизны.
Пустыня, что бесплодна и гола,Связующую цепь оборвала.
Цветник, что, как в ознобе, трепетал,Воскресшей розе рдяный кубок дал.
В Меджнуне ум и сдержанность слились,Мудрец он, украшающий меджлис.
Гостеприимства полный НауфалНа все лады любимца ублажал.
Он веселился только с ним вдвоем,За гостя поднимал бокал с вином,
Для двух друзей в беседах о Лейли.Три месяца мгновенно протекли.
Меджнун упрекает Науфала
Друзья однажды в час вечеровойЗа чашею сидели пировой.
Но потемнев лицом, став грустным вдруг,Читать Меджнун двустишья начал вслух:
«Стон, словно дым, клубится в небесах,Обмана ветер мой развеял прах.
Ты клялся мне, давал святой обет,Но в обещаньях громких правды нет.
Сулил нектар преподнести мне в дар,Но где же твой обещанный нектар?
Ты предал сердце, улестил меня,Теперь я понял — это западня!
Я долго ждал, — смиренней быть нельзя,Что ж ты молчишь и опустил глаза?
Не верю я красивым словесам, —Душевных ран не вылечит бальзам.
Довольно мне покорным быть судьбе,Пойми меня — опять я не в себе.
Трепещет сердце, вновь оно в крови,Виною — обещания твои!
Где благородства светоносный дух?На помощь другу не приходит друг!