В долг не бери травинку — выйдет срокИ возвращать тебе придется стог.
А если взял, то, не вступив в торги,Заимодавцу в срок верни долги.
Работай, каждым мигом дорожа.Лень точит душу, как железо — ржа.
Разбей ларец, где мыслей жемчуга,Как голубь, с башни взвейся в облака.
Ведь семь берез на четырех корнях,Где звезды, как заклепки на щитах.
Коль войско смерти вызовут на бой,То упадут, рассыпавшись трухой.
Когда наутро, пробудясь, востокЗажжет своим огнем огромный ток,
А на закате наших вздохов дымОденет небо пологом седым, —
Жизнь учит нас: весь мир, что явлен нам,Наполненный огнем и дымом храм.
…Лейли свободной стала, но онаБыла кончиной мужа смущена.
Хоть из ловушки вырвался джейран,Но муж — есть муж, и он судьбою дан.
То не притворство: жаль супруга ей,Но о любимом скорбь еще сильней.
Вдова на людях волосы рвала,Но слезы о возлюбленном лила.
Смерть Ибн-Салама — грустный был предлог,Чтоб истину никто узнать не мог.
Рыдая возле мужнего одра,Она желала милому добра.
Он был ее ядром, ее судьбой,Муж — оболочкой, тонкой скорлупой.
Все ж ей обычай нужно соблюдать,Ни перед кем лица не открывать.
Должна теперь не год, а целых дваВ шатре сидеть безвыходно вдова.
Просить аллаха отпустить грехи,В слезах читать печальные стихи.
Обычаям покорна и верна,Она должна в печали быть одна.
И, соблюдая траур, с этих пор —Чужих людей не допускать в шатер.
Теперь ей осужденья не страшны,Сочувствовать ей близкие должны.
Так причитала над своей судьбой,Что содрогался купол голубой.
Страданью отдалась она во властьИ плакала отныне не таясь.
Лейли свободна, ей дышать легко,Страх и опасность скрылись далеко.
Приближение осени и кончина Лейли
Настала осень, и на землю внизКапелью рдяной листья сорвались.
Казалось, кровь ветвей из малых порСочится, вырываясь на простор.
Садов желтеет худосочный лик.Водой проточной не звенит родник.
То золото, что блещет на земле,Зимою уподобится золе.
Нарцисс озябший спрятаться спешит,Сошел с престола царственный самшит.
Жасмин увял, и роза отцвела,Как будто книгу горести прочла.
Шквал лепестков над вянущей травой,Как змеи у Заххака над главой.
Извечный круг природы завершен,Сад оскудел, он пуст и обнажен.
Так пред стихией, в ужасе дрожа,Бросают скарб, ничем не дорожа.
Слабея сердцем, изнывает сад,Но пьяным соком полон виноград.
Индус-садовник, всюду, где пришлось,Развесил гроздья виноградных лоз.
И эти гроздья так черны на взгляд,Как головы кудрявых негритят.
Головки их, покорно свесясь вниз,Орнаментом украсили карниз.
Гранату шепчет персик: «Берегись,Эй, увалень, на землю не свались!»
Гранат, как печень, треснув поперек,Кроваво-красный источает сок.
Фисташка клюв раскрыла: «Не губи!» —К ней состраданья полон уннаби.
Над цветником, над пышностью егоПобедно осень правит торжество.
Лейли с престола вешней красотыУпала в черный кладезь маеты.
Цветник не в срок сгубил недобрый сглаз,Светильник жизни на ветру угас.
И золото повязки головнойЗаменено косынкою льняной.
Стан, облаченный белоснежным льном.Слабей тростинки, чахнет с каждым днем.
Как месяц молодой, Лейли тонка,Стан-кипарис дрожит от ветерка.
Страсть сердца, овладев ее умом,Сжигает тело гибельным огнем.
Роса померкла, обратясь в туман,Ланит бледнеет розовый тюльпан.
Бросает лихорадка в жар и в стынь,И сахар уст стал горек, как полынь.
Лейли больна — она изнемогла, —Нашла фазана острая стрела!
Посев сжигает знойный суховей…И матери пришлось открыться ей.
Ту тайну тайн, что мучает и жжет,Лишь сердце материнское поймет!
«О мать моя, кто в этом виноват.Что с молоком ягненок выпил яд!
Мой караван идет в последний путь,Слабею я, суровою не будь.
Чем кровь свою с дыханьем каждым пить,Зачем терзаться, для чего мне жить?
Страданья горечь молча я пила,Отрава эта губы мне сожгла,
Чуть вздох трепещет, и чуть внятна речь —Мне тайну сердца больше не сберечь.
С нее завесу мне сорвать пора —О мать моя, в дорогу мне пора!
Прости меня, прости и обними,Последний вздох, последний взгляд прими!
Разлука с милым виновата в том,Что я незримым ухожу путем.
Моим глазам послужит пусть сурьмойПрах тех дорог, где шел любимый мой.
Пусть на прощанье мой омоет ликОн розовой водою слез своих.
Пусть вместо роз у скорбного одраЕго дыханья веет камфара.
Пусть капли крови саван окропят,Он для меня как свадебный наряд.
Венчальную на дочь надень фату,—Невестою под землю я сойду.
Когда мой странник, что бредет вдали,Услышит весть, что больше нет Лейли,
Он поспешит застать меня в тщете,Увидев погребальную тахтэ,
Он упадет в отчаянье немомНа холм, где спит луна могильным сном.
Над прахом он, похожий сам на прах,Забьется в причитаньях и слезах.
Едины мы и в горе, и в судьбе…Его оставлю в память о себе.
Во имя неба, не терзай его,О мать, молю, не презирай его.