Потом соседские мальчишки разболтали Вдове, что Феечка ходит на ручеёк и вызывает русалочек. Вдова насторожилась и провела беседу с Феечкой. Феечка сейчас не помнит, что именно Вдова ей говорила, но она привычно была равнодушна и холодна. Ей было неинтересно, почему дочь придумывает сказки, ей невдомёк, насколько девочке ужасно жилось в реальности, раз она мечтала «уплыть» в море. Вдова припугнула дочь походом в больницу, и Феечка рассталась с Нитой.
Вдова забрала у нее и фантазии.
Будучи взрослой, Феечка написала несколько сказок на тему подводного мира и русалок.
После Ниты Феечка придумала другую подружку – Кайли. Она была призраком и «жила» в старой заброшенной мельнице. У Кайли была тайна. Именно она и мельница вдохновили на написание «фиолетовых кружев».
Взрослая Феечка недоумевает: битьё, постоянное психологическое давление, крики, ругань не причиняли боль, они считались нормой, и даже домогательства Змея не приносили столько страданий, как напрасные мечты стать русалкой или переместиться в прошлое к Кайли и разгадать ее тайну!
Если у Феечки спросят о ее самом болезненном воспоминании из детства, она с уверенностью ответит: не смогла стать русалкой/отправиться в прошлое к призраку. Ее израненная душа жила внутри чужого мертвого тела и мечтала прекратить страдания и «уплыть» в море.
«Сексуальность – плохо!»
Взрослая Феечка любит разглядывать семейные фотографии. Она находит себя в возрасте двенадцати-четырнадцати лет, смотрит с горечью и спрашивает себя:
«Здесь он уже испачкал меня?»
Тут она вспоминает неприятный момент. Ей тогда было четырнадцать лет.
В гости к Змею пришел одноклассник.
Они и Феечка стояли на кухне и разговаривали. Дома ещё был Волчонок.
Феечка улыбалась, хохотала, звонко беседовала: невинно кокетничала.
Тут откуда-то появилась мамаша. Она разгневалась, увидев смеющуюся Феечку, грубо вцепилась в ее плечо и увела в дальнюю комнату. Там толкнула на кровать и, вытаращив глазищи, сквозь зубы, процедила:
«Зачесалась? Зачесалась?»
Она говорила ещё одно слово, но таких слов в книжках не пишут. Феечка тогда утопала в стыде. У нее ничего не «зачесалось», она даже не думала, что что-то может зачесаться!
Но она усвоила урок:
Быть девушкой – плохо. Взрослеть – плохо и стыдно. Женственность и сексуальность – позор и стыд.
Было ещё много случаев, когда Вдова вот так варварски относилась к Феечке.
Ей тогда было лет шестнадцать. Она только проснулась. Хотелось понежиться в кровати подольше: у Феечки шли «эти дни». Тут в комнату врывается мамаша и громко приветствует:
«Вставай! Утро наступило!»
Она подходит к дочери, поднимает одеяло и оттягивает пижамные штаны Феечки вместе с трусами. Заглядывает туда:
«Ой, все протекло, вставай, вставай, мыться, мыться!».
Феечка вспоминает этот мерзкий момент, и уверена, если бы ее теперешнюю вернуть в то время, она бы повернулась и врезала мамаше с ноги в живот, чтоб неповадно было. Тогда же Феечка просто сжималась и пряталась телом, но ничего поделать не могла: такое поведение мамаши было нормой, и перечить было нельзя под страхом битья, истерик и избитых манипуляций («Эгоистка, да ты без матери сдохнешь! Я все для нее, а она!»)
Для Вдовы такое телесное вторжение было привычным поведением в отношении дочери. Например, Вдова до лет двенадцати подмывала Феечку. А когда детский женский доктор назначил мазать лечебной мазью прям «там» (Феечке было тринадцать лет), Вдова это делала сама.
Феечка вспоминает, что перед этой манипуляцией вся сжалась и так сильно напрягла ноги и выгнула ступни, что они заболели. Она стояла вся напряжённая перед мамашей и совсем не хотела, чтобы она ей «там» мазала.
Даже сейчас взрослая Феечка пишет это, и кривит лицо от отвращения.
И таким поведением Вдовы была пропитана вся жизнь Феечки: мамаша бесцеремонно входила в ванную комнату, когда Феечка мылась, бывало глядела на нее и комментировала, какие у нее красивые некоторые части тела. Феечке было неловко, стыдно, неприятно. А когда Феечка закрывала дверь, бывало мамаша барабанила в нее и орала: зачем закрываться?!
Теперь Феечка понимает, что если мамаша позволяла себе такое неуважительное отношение к дочери и подмывала ее до двенадцати лет, то для маленькой Феечки вообще было непонятным: какая разница, мамаша или Змей?! Мамаше можно, а Змею нет, что ли?!
«Полная дезориентация – как со мной можно, а как нет, где до моего тела можно дотрагиваться, а где нет, все стёрто» – с горечью и пониманием размышляет Феечка.