— Это со вчерашнего дня так? — спросил Георг.
Но Вальтер Ремшайд не знал. Поначалу он был на другом фланге и только ночью перебрался сюда. Георг с Хайном пошли дальше. Они больше не переговаривались, только внимательно озирались вокруг, но ночь была черным-черна, даже светлую ленту дороги не различить. Георг знал, что за дорогой земля идет немного под уклон, и, если идти вперед, к позициям итальянцев, там тоже обрыв. Они оба отсчитали двести шагов и остановились.
Георг схватил Хайна за рукав и прошептал:
— Ты хоть имеешь представление, где мы? — и почувствовал, как Хайн пожал плечами.
— Хорошенькое будет дело, если мы так, со спокойной душой, сами забредем к фашистам, а? — шепнул Георг.
Хайн рукой зажал ему рот. Ему померещилось, что он слышит шорох. Они стояли тихо, затаив дыхание, и пытались в ровной черноте ночи отыскать глазами хоть какую-то тень, хоть какой-то силуэт, который мог бы служить им ориентиром. Но ничего невозможно было различить, и ни звука не было слышно. Как будто они одни на всем свете. А между тем они знали, что на этой скрытой от них темнотою земле живут и дышат тысячи бойцов. Они вдвоем стояли на узкой полоске ничейной земли, и им казалось, что из мрака на них нацелены тысячи ружей.
— Торчать тут нет смысла, нужно возвращаться! — прошептал Хайн.
Но это легко сказать, а разве была у них уверенность, что если сейчас они повернут назад, то непременно выйдут к своим?
— Надо сесть и ждать, — шепотом сказал Георг. — Может, все-таки сообразим, где кто. Вот свинство, что итальянцы не поют.
Он опустился на сырую холодную землю, вытащил из кармана револьвер и снял с предохранителя.
Они сидели молча. Георг надеялся, что выглянет луна, но тучи висели сплошной завесой. Поначалу он просто злился, что Стефан и Флеминг оставили такую громадную брешь между своими ротами. Ему хотелось поговорить с Хайном, но каждое слово могло их выдать. Мало-помалу холод пробрал их до костей, они совсем окоченели. Георг вспоминал оставшиеся за плечами четыре месяца войны, с того дня, когда они впервые вступили в бой у Мансанареса. Многого они не добились, но дошли, что называется, до крайности. Он задумался, сколько еще все это может продлиться. Вдруг в воздух взлетела сигнальная ракета, залив все вокруг зыбким светом. И тут же с обеих сторон раздались выстрелы. Лежа на земле, Георг сообразил, что они всего каких-нибудь тридцати шагов не дошли до итальянцев. Свет померк, стихли и выстрелы. Георг и Хайн не смели даже подняться. Они поползли назад, считая метры, и наконец добрались, как им показалось, до расположения своего батальона. Хайн тихонько крикнул. Они подождали ответа. Ни звука, ни движения. Тогда они встали и пошли. И тут шагах в пяти от них грянул выстрел. Хайн сразу бросился наземь, но Георг стоя обругал стрелка:
— Ты что, не мог пароль спросить, а потом уж палить? Вот угробите ради забавы батальонного командира, что тогда?
Но не успел он закончить фразу, как итальянцы ответили на одиночный выстрел очередями из своих легких пулеметов. Пулеметы эти за целый день были уже хорошо пристреляны к позициям добровольцев, и Хайн с Георгом, который тоже бросился ничком на землю, слышали и трескотню пулеметов, и свист пуль, и легкий стук, с которым они ударялись в землю слева и справа.
Наконец все стихло. Они опять окликнули часовых, встали и пошли к своим. У Георга вспотели ладони, и он сам себе дивился: оказывается, у меня тоже есть нервы. Они наткнулись на Стефана, сидевшего за углом каменной ограды. Георг сразу призвал его к ответу.
— Это не мой участок, — уверил его Стефан. — Я со своей ротой занял линию в два километра, а у меня всего девяносто человек. Десятерых пришлось отправить в лазарет, лихорадка, тиф, почем я знаю, здесь какую угодно болезнь подцепить можно.
В темноте нельзя было окончательно решить, кто прав.
— Но одно я хочу тебе внушить, — сказал Георг, — если ты намерен ссориться с Флемингом, то, по крайней мере, выбери для этого другое время и другой способ.
— Я ничего не имею против Флеминга, — с несколько излишним простодушием отвечал гамбуржец.
— Да, а как насчет мешков с песком? — поинтересовался Хайн Зоммерванд.
— Идиотская вышла история, — признался Стефан, — но как теперь в темноте сыскать эти мешки?
Хайн и Георг вернулись на командный пункт.
В маленькой развалюхе сидел Альберт, склонив над листом бумаги свое круглое лицо с беспокойно бегающими кошачьими глазами, и подсчитывал потери в ротах. Круль прикорнул на полу в уголке, с бутылкой вина. Он успел побывать в штабе бригады и теперь докладывал: