Когда они совместными усилиями стянули смирительную рубашку, печально глядевший Штернекер продолжал спокойно стоять на месте. Только спустя некоторое время он начал осматриваться, рывками поворачивая голову вправо и влево.
Выглядело это весьма странно и действительно напоминало движения какой-то птицы. Все-таки двое кочегаров из осторожности отступили на несколько шагов. Штернекер оглядел палубу под ногами, потом задрал голову и с тоской посмотрел на верхушки мачт, затем снова повернулся лицом к городу. Все это он проделал рывками, как птица. Стоявшие вокруг вроде бы привыкли к этой картине, как вдруг он замахал руками, сначала медленно, потом все быстрей, быстрей. Его неподвижное лицо преобразилось. На нем появилось выражение глубочайшего удивления, но постепенно его сменила боль. Вероятно, он не понимал, отчего не мог взлететь. С его губ сорвалось печальное карканье. Наконец, семеня и подпрыгивая, он неожиданно быстро побежал на бак корабля, все еще размахивая руками, но уже слабее, медленнее. На баке он присел на корточки, его глаза следили за полетом чаек. Каркая, он принялся разговаривать с ними. Но они не обращали на него внимания, пролетали над ним и, казалось, не понимали его криков. Это снова расстроило его.
Некоторое время матросы наблюдали за ним, но вскоре это занятие им наскучило и они разошлись.
Наконец показался и совершенно здоровый пассажир, капитан Бауридль. У него были круглые маленькие глазки и красные, почти лиловые щеки. Пыхтя, он поднялся по трапу и показал матросу свое удостоверение. Тот кивнул и сплюнул через плечо за борт.
Капитан Бауридль заметил это и, раскрыв свою огромную пасть, гаркнул:
— Капитан в карты играет?
Кристиан вздрогнул и растерянно уставился на капитана Бауридля.
— Я спрашиваю, играет ли капитан в карты! — прорычал Бауридль.
Сдвинув бескозырку на лоб, Кристиан почесал затылок.
— Капитан? Ни разу не видел, чтоб он играл, — ответил он. — А вот штурман — тот играет.
— Ну, а кто третий? — спросил капитан Бауридль и через плечо матроса глянул на город, который он теперь покидал.
— Кто третий? Вот этого-то я и не знаю, — произнес матрос, привыкший прежде чем ответить, повторять вопрос — Скажу только, что штурман играет как сапожник.
— Да, весело, ничего не скажешь, — просипел капитан Бауридль и спросил: — А врача на судне нет?
— Этот не играет, он у нас вообще праведник.
Капитан Бауридль с досадой покачал головой.
— Ну и ну! — наконец воскликнул он. — Не судно, а просто сумасшедший дом.
— Так оно и есть, — ответил матрос и серьезно кивнул.
Капитан Бауридль недоверчиво покосился на толстошеего матроса и больше ничего не сказал.
Когда он появился у капитана, тот что-то пробормотал вместо приветствия, поставил в списке галочку и сказал:
— Теперь недостает только одного.
И вот последний пассажир зашагал по трапу в окружении двух сверкающих сталью штыков.
Матрос Кристиан даже присвистнул. Только теперь он наконец понял, зачем капитан приказал повесить на дверь бункера новый замок. Матрос взглянул в лицо светловолосого человека, шагавшего между двух солдат. Лицо это было бледным, но твердым, с массивным лбом и жестким ртом. Из-под светлых бровей испытующе смотрели холодные голубые глаза. Хотя руки у него были связаны на спине, он твердо ступал по палубе. Не обращая никакого внимания на своих конвоиров, он уверенно огляделся по сторонам, словно поднялся на борт по собственной воле и по собственной воле отправлялся в это морское путешествие, которое должно было завершиться в тесной тюремной камере, доставить его с поля боя на плаху.