Приближаясь к развязке, сержант смолк. Возможно, он добивался дешевого театрального эффекта, однако, скорее всего, просто боялся впутаться в историю, способную повредить ему, несмотря на полную его непричастность.
— И что же дальше? — спросил Бакленд. В этот момент вновь появился Кольман, нагруженный разнообразными приспособлениями; на плече он нес шестифутовую доску. Он посмотрел на Бакленда, испрашивая разрешения пройти. Получив это разрешение, он положил на палубу доску, парусину и веревки, а со всем остальным спустился по трапу.
— Ну? — сказал Бакленд капралу.
— Я не знаю, что случилось, сэр.
— Расскажите, что знаете.
— Я услышал крик, сэр. И грохот. Я всего-то отошел ярдов на десять, не больше. Я, значит, вернулся с фонарем.
— И что же вы увидели?
— Это был капитан, сэр. Он лежал у подножия трапа. Он лежал, как труп, сэр. Он упал в люк, сэр.
— И что вы сделали?
— Я попробовал перевернуть его, сэр. Все его лицо было в крови, сэр. Он был без сознания, сэр. Я думал, может он мертвый, но почувствовал, что сердце бьется.
— Да?
— Я не знал, что мне делать, сэр. Я не знал ни про какой такой мятеж, сэр.
— Но что же вы все-таки сделали?
— Я оставил двух моих людей с капитаном, сэр, и пошел наверх, поднять тревогу. Я не знал, кому это доверить, сэр.
Была своя ирония в этой ситуации: капрал боялся, что его заставят отвечать за такой пустяк — надо ли было послать гонца или идти самому. В то же время четыре лейтенанта рисковали головой.
— Ну?
— Я увидел мистера Хорнблауэра, сэр, — облегчение в голосе капрала прозвучало эхом того облегчения, которое он испытал, увидев, наконец, на кого переложить свою непомерную ответственность, — Он был с молодым джентльменом, кажись его Вэйлард звать. Я ему сказал, что с капитаном. Мистер Хорнблауэр, значит, велел мне стоять здесь, сэр.
— Вы поступили правильно, капрал, — произнес Бакленд тоном судьи.
— Спасибо, сэр. Спасибо, сэр.
По трапу вскарабкался Кольман. Снова взглядом спросив у Бакленда разрешение, он передал сложенное у люка снаряжение кому-то, стоящему внизу. Потом снова спустился. Буш глядел на капрала; закончив свой рассказ, тот снова ощутил себя неловко под взглядами четырех лейтенантов.
— Итак, капрал, — неожиданно заговорил Хорнблауэр, — вы не знаете, как капитан упал в люк?
— Нет, сэр. Конечно нет, сэр.
Хорнблауэр один раз взглянул на своих коллег. Всего один раз. Слова капрала и взгляд Хорнблауэра несказанно успокаивали.
— Он был возбужден, вы сказали? Ну, отвечайте же.
— Ну… да, сэр, — капрал вспомнил, что совсем недавно так неосторожно сболтнул, и вдруг сделался словоохотлив. — Он кричал нам в люк, сэр. Я думаю, он перегнулся вниз. Он, наверно, упал, когда корабль накренило. Он мог зацепиться ногой за комингс и полететь вниз головой.
— Так оно наверно и было, — сказал Хорнблауэр.
Клайв поднялся по трапу и встал над комингсом.
— Сейчас я буду его выносить. — Посмотрев на четверых лейтенантов, доктор сунул руку за пазуху рубашки и вытащил пистолет. — Это лежало рядом с капитаном.
— Я возьму его, — сказал Бакленд.
— Там еще один должен быть, судя по тому, что мы только что слышали, — сказал Робертс. До этого он молчал и сейчас заговорил слишком громко. Он был возбужден, и поведение его могло показаться подозрительным всякому, кто имел основания подозревать. Буш почувствовал приступ раздражения и страха.
— После того, как мы поднимем капитана, я прикажу поискать, — сказал Клайв, потом позвал, наклонившись к люку: — Поднимайтесь.
Первым появился Кольман с двумя веревками в руке, за ним пехотинец: одной рукой он цеплялся за трап, а другой придерживал ношу.
— Давайте потихоньку, — сказал Клайв.
Кольман с пехотинцем вылезли из люка и вытащили верхний край доски. К ней было привязано спеленатое, как мумия, тело. Это — наилучший способ вносить по трапу человека с переломанными костями. Пирс, другой лекарский помощник, карабкался сзади, придерживая нижний край доски. Когда доска приподнялась над комингсом, офицеры столпились у люка, помогая ее вытащить. В свете фонарей Буш видел над парусиной лицо капитана. Насколько можно было разглядеть (бинты закрывали нос и один глаз), лицо это было спокойно и ничего не выражало. На одном виске запеклась кровь.
— Отнесите его в каюту, — сказал Бакленд.
Это был приказ. Момент был важный: если капитан выбывает из строя, долг первого лейтенанта — взять на себя командование, и четыре слова, произнесенные Баклендом, показывали, что он это сделал. Приняв командование, он мог отдавать приказы даже в отношении капитана. Но этот важный шаг был вполне в рамках заведенного порядка: Бакленд десятки раз принимал временное командование судном в отсутствие капитана. Заведенный порядок помог ему пройти через эту критическую ситуацию, а привычки, сформировавшиеся за тридцать лет службы на флоте — сначала мичманом, потом лейтенантом — позволили вести себя с подчиненными и действовать как обычно, несмотря на неопределенность его ближайшего будущего.