— Теперь, между нами, — Кунце обратился к доктору Рупперту, когда люди из полиции уже ушли, — считаю своим долгом сообщить вам, что Мадер не кончал жизнь самоубийством. — Он взял неоконченное письмо к Ингрид Фиала в руки. — Это письмо Мадер писал непосредственно перед смертью. Оно совершенно не похоже на прощальное послание. Бедный парень строил планы на будущее. Кроме того, человек, который собрался принять смертельный яд, не будет обсуждать с девушкой обои или говорить о концерте Лили Леманн. Нет, доктор, нравится нам это или нет — это не самоубийство!
Доктор Рупперт поправил свое пенсне.
— Это могло бы быть несчастным случаем, — предположил он. — Почему бы и нет? Человек хочет принять аспирин, берет по ошибке не ту упаковку и глотает крысиный яд. В любом случае, я не готов принять как версию, что его отравили.
Капитан Кунце придерживался другого мнения. Это был не первый случай, когда он видел доктора Рупперта в деле и считал его плохим врачом и самонадеянным глупцом. На фоне всего этого ужаса, смрада насильственной смерти и вида молодого мужского тела, скрюченного, как огромное насекомое, ограниченность доктора вызывала у Кунце отвращение. Вообще, случай был ужасным, и Кунце надеялся, что дело будет поручено не ему.
Анна и Фридрих Габриель жили на четвертом этаже старого дома позади городского театра. Подъем по узкой крутой лестнице со стертыми ступенями — в доме не было лифта — требовал почти таких же усилий, как подъем в Альпах, и когда Анна наконец стояла перед своей дверью, она, как обычно, почти задыхалась. Анна надеялась, что Фриц еще не вернулся, но, увидав свет в гостиной, поняла, что надеялась напрасно.
— Что случилось? — спросил он. — Я думал, что ты на приеме у доктора Лорентца. — Она сказала ему утром, что вернется домой позже, так как зубной врач не может принять ее раньше шести.
— Ах, его срочно вызвали к больному. Медсестра отправила всех домой и закрыла кабинет. — Она лгала не задумываясь. С Фрицем можно было не осторожничать, так как он верил всему, что ему говорили. Отнюдь не потому, что он был глупым или легковерным, а потому, что он ей безоговорочно доверял.
— Расскажи, как ты провела день, — попросил он.
У них было заведено рассказывать друг другу о часах, которые они провели не вместе. Он работал на почтамте на Мариахильферштрассе около Западного вокзала. Там обычно что-нибудь случалось, бывали иногда довольно интересные люди, и он рассказывал ей о тех событиях, которые, по его мнению, могли ее развлечь. Она слушала его с удовольствием, хотя ее не оставляло чувство, что он при этом хочет ее убедить, что работа на почте ему нравится и он нисколько не жалеет, что принес ей в жертву свою военную карьеру.
Обедать он приходил, как правило, домой, поэтому ужин состоял из остатков от обеда, бутербродов и чая. Их прислуга работала только до обеда, и Анна проводила первую половину дня занимаясь покупками, уборкой и готовкой. С двух часов дня до семи вечера она была свободна. Само собой, ее рассказы о том, как она проводила эти часы, были совсем не так полны и правдивы, как его, и напоминали прошедшую цензуру газету в каком-нибудь полицейском государстве, в которой были большие пробелы.
Они практически не поддерживали связи с его бывшими офицерскими друзьями. Среди их нынешних знакомых были писатели, музыканты, журналисты, которые ему нравились, а ее приводили в восторг. Но она взяла себе за неукоснительное правило никогда не спать с мужчинами, которые как-то могли соприкасаться с их теперешним кругом знакомых.
— Ты так и не рассказала мне, как ты провела сегодня день, — напомнил он ей.
Она заметно нервничала, что было ей совсем несвойственно. Их совместные вечера с самого начала были самыми счастливыми и приятными часами всего дня, но сегодня он ощущал ее беспокойство, и это тревожило его.
— О, ничего особенного, — она пожала плечами. — Я забегала на минутку к маме. Отца снова мучает подагра. Ах да, я сегодня видела императора, когда его карета сворачивала с Мариахильферштрассе на Ринг. Наверное, он ехал из Шёнбрунна. Мне показалось, что он был бледен, но я могу и ошибаться, так как он ехал в закрытой карете.
Ее речь была отрывистой и не всегда достаточно связной. Что-то должно было сильно взволновать ее, подумал он и удивился, что она ему ничего не рассказала.