С самого начала их связи он дал ясно понять, что жениться на ней он сможет не ранее, чем станет полковником, что означало срок не менее двадцати лет. Роза была вдовой одного из членов кабинета и жила на государственную пенсию. Офицеры императорской армии пользовались авторитетом и уважением, но денежное содержание их было невелико. Залог, который требовалось заплатить при заключении брака, не могли внести ни Кунце, ни Роза. Только начиная с чина полковника оклады становились достаточно большими, и офицеры могли жениться, не внося залога. Необходимым условием при этом было то, что невеста должна иметь безупречную репутацию. Роза была достаточно умна — она заключила договор на аренду квартиры с Кунце от имени своего деверя, тем самым избежав лишних разговоров. Кунце забавляло, что армейский кодекс чести ничего не имел против сожительства, но категорически запрещал, чтобы такое сожительство позднее было узаконено. В этом заключалось одно из тех противоречий, которые наводили на мысль, что армия ведет себя как ставший большим, но оставшийся на прежнем умственном уровне ребенок.
— Кто была эта женщина? — в пятый раз на протяжении допроса спросил капитан Кунце у солдата Бока.
И солдат Бока в пятый раз отвечал:
— Какая, господин капитан?
— Черт побери, Бока, ты прекрасно знаешь, кого я имею в виду! — не выдержал капитан.
В ответ Бока стал быстро много что-то говорить, но ничего конкретного. Кроме того, его немецкий вообще временами понять было невозможно.
В конце концов капитан потерял терпение, вызвал аудитора-практиканта лейтенанта Сабо и приказал допросить солдата на родном языке.
Если Кунце по своему внутреннему миру и поведению был скорее юрист, чем военный, то лейтенант Сабо был военным с головы до ног. Небольшого роста, коренастый, с копной курчавых волос на голове и висячими усами, он походил на маленькую, охранявшую стадо в венгерской степи собачку. Да и голос его, когда он задавал вопросы, напоминал лай. В один момент Кунце показалось, что лейтенант станет не только лаять, но и кусаться.
Нужно отдать должное Бока, что он при этом смог выдержать больше часа.
Вначале он рявкал в ответ так, как если бы он находился на казарменном плацу; постепенно голос его перестал напоминать раскаты грома, он стал медлить с ответами и перешел почти на шепот.
Ровно через семьдесят две минуты после прихода лейтенанта Сабо Бока сдался и назвал имя: фрау Фридрих Габриель.
Имя капитана Рихарда Мадера появилось в венских газетах впервые 19 ноября 1909 года. Ведущая утренняя газета в разделе «Местные новости» поместила следующее сообщение:
17 ноября около шести часов вечера капитан Рихард Мадер, один из способнейших офиисров Генерального штаба, был найден своим ординарцем мертвым. Принимая во внимание, что капитан обладал при жизни отменным здоровьем, начато следствие с целью установить причину его внезапной смерти.
В следующей заметке описывалось происшествие на Кэрнтнерштрассе. Лошадь одного из фиакров без всяких видимых причин понесла, чем обратила прохожих в панику. При этом легкие повреждения получил один семидесятилетний табачный фабрикант. Только благодаря мужественному вмешательству полицейского офицера Михаэля Рознера лошадь удалось остановить.
Хотя обе заметки были примерно одной величины, репортеров, толпившихся у бюро полицай-президента Бржезовски, совершенно не интересовало состояние здоровья табачного фабриканта. Несколько крон, которые удалось сунуть ждавшим задания детективам, позволили узнать о срочном совещании, в котором участвовали полковник Кучера от венского гарнизона, капитан-аудитор Кунце, комиссар полиции доктор Вайнберг и генерал Карл Венцель, начальник гарнизонного суда. Темой совещания была смерть капитана Мадера.
Поскольку, по мнению полиции, возможность самоубийства была исключена, обсуждался главный вопрос — поиск убийцы-отравителя. Необходимо было отыскать хотя бы какой-нибудь след или указания на личность или мотивы преступления. Возможно, это был член какой-нибудь антимонархической организации — серб, хорват или венгр. Им мог бы быть и ревнивый супруг, обойденный по службе офицер или соперник. Совсем не обязательно это был «он», с такой же вероятностью это могла бы быть и женщина — покинутая возлюбленная, например. Слухи и предположения были настолько шатки и неопределенны, что даже падкие на сенсации репортеры бульварных газет не отваживались их публиковать.