Час спустя, сидя напротив генерала перед его огромным письменным столом, уставленным бесчисленными портретами эрцгерцога, в том числе и с личным посвящением, он сказал генералу:
— Я покорнейше прошу разрешить мне провести проверку десяти выпускников военного училища 1905 года, а именно тех, кто занимал места согласно итоговым результатам с номера 16 по номер 25. Речь идет о расследовании обстоятельств дела, связанного с циркуляром Чарльза Френсиса. Далее я прошу разрешения начать с допроса номер 18, обер-лейтенанта Петера Дорфрихтера.
Венцель реагировал так, как если бы капитан просил его разрешения взорвать гарнизонный суд.
— Вы отлично знаете, что я этого не позволю. Как вы осмелились вообще предложить такую глупость! Я вас всегда считал разумным человеком!
Большие голубые глаза генерала под мохнатыми, но тщательно расчесанными бровями метали молнии. Но тренированное ухо Кунце легко улавливало разницу между истинным и рассчитанным на публику сопротивлением, и он оставался спокоен.
В передовой статье газеты социалистов «Рабочая газета» полицию обвинили в недееспособности, военных — в сокрытии материалов следствия, а Бюро безопасности вообще приписали попытку увести виновных от суда. Кунце взял газету с собой и сейчас протянул ее генералу. Преувеличенно осторожно, как если бы она была заразной, генерал брезгливо взял ее двумя пальцами.
— Только не говорите мне, что вы с проклятыми соци одного мнения. А может быть, вы вообще один из них. Меня бы это не удивило.
Поскольку Кунце не заканчивал кадетского корпуса, он никого из людей вроде генерала Венцеля не признавал за своего. Но это его не трогало. С детства он привык чувствовать себя если не парией, то в какой-то мере отчужденным и научился с этим справляться.
Оставив без внимания колкости генерала, он показал ему заключение Побуды.
— По моему мнению, господин генерал, Петер Дорфрихтер является главным подозреваемым. Но мы должны действовать с величайшей осторожностью. Главное, чтобы при допросах никто — и он также — не заметил, что его подозревают. Таким образом, ни он, ни другие, если они не виновны, никак не пострадают. Только его командир должен быть в курсе дела, но этого не избежать.
В конце концов скрепя сердце генерал дал свое согласие. Было решено, что комиссия в составе доктора Вайнберга, капитана Кунце и генерала отправится поездом в Линц завтра утром. С ними поедут также два детектива из уголовной полиции.
Когда генерал Венцель этим вечером вернулся домой, там царила заметная суматоха.
В доме была мадам Шарлотт, парикмахер, и, кроме этого, Берта — маленькое существо, постоянно занятое гардеробом его жены, а именно внесением изменений в платья и костюмы в зависимости оттого, поправлялась или худела Лили Венцель.
— Что случилось? — робко спросил генерал, осторожно заглянув в будуар жены.
Лили стояла перед трельяжем, а Берта лихорадочно работала с ее роскошным новым платьем, криком моды из дома моделей Ворт. Усилиями покойной императрицы Елизаветы крючки и пуговицы стали немодными; это вынуждало изначально сделать талию стройнее, но имело и недостатки, главным из которых было то, что это в какой-то степени ограничивало аппетит. Для императрицы это не имело значения, она мало уделяла внимания еде, а для Лили умерить свой аппетит было сродни средневековой пытке.
— Мы ужинаем сегодня у Ауффенбергов, ты что, забыл? Ой, вы меня обожгли, как так можно? — закричала она на мадам Шарлотт, которая пыталась привести в порядок непослушные локоны на затылке с помощью горячих щипцов.
Спустя полчаса Лили зашла в кабинет генерала.
— Ну, как я выгляжу? — спросила она.
— Прекрасно, — ответил он машинально, но, бросив взгляд на жену, отметил, что она действительно — он пытался подобрать слово — выглядит «потрясающе».
С того момента, как он занялся делом Мадера, Венцель не мог уделять жене много времени.
Сейчас он с удивлением обнаружил, что к Лили снова вернулся веселый нрав. Ее летаргия и постоянное в последнее время упадническое настроение исчезли, не слышно стало неизменных колкостей и обидных замечаний.
— Бедный парень был, значит, импотентом, — сказала она.
Генерал посмотрел на нее с недоумением. Но тут ему, чья голова была постоянно занята мыслями об отравлении цианистым калием, стало понятно, что она говорит о Мадере.
— С чего это ты взяла? — спросил он.
— Иначе он не стал бы принимать эти таблетки с цианистым калием, не так ли?
— Капсулы, — поправил генерал. Он был педантом.
— Не имеет значения — главное, он принял их. Значит, ему нужен был стимулятор.