— Не хотели бы вы присесть? — Мадер отпустил ее руку и отодвинул стул.
Выражение лица женщины явно свидетельствовало о том, что она готова пренебречь общепринятыми условностями. Мадер занял себя тем, что откупорил бутылку, которая лежала в холоде, налил шампанского и предложил гусиный паштет. Она залпом выпила два бокала охлажденного вина, но от паштета отказалась.
— Жара просто невыносима. — Она нервно обмахивала себя маленьким веером, который был изготовлен из таких же кружев, что и платье. — Как вы думаете, не лучше ли открыть окно? — А когда он поднялся, тут же сказала: — Ах, оставьте, будет еще жарче. Мне не надо было надевать это платье. Вы, мужчины, даже не знаете, как вам хорошо. — Она теребила свои крючки сзади у шеи. — Мне кажется, что все портные ненавидят нас, женщин: кругом они вставляют эти ужасные корсетные косточки. Наверное, вся моя кожа — сплошная рана. Вас не шокирует, если я вас попрошу расстегнуть мне крючки? — И добавила, хихикая: — Разумеется, только у шеи.
Он послушно обошел стул и стал нащупывать под ее прической верхний крючок. Кожа под пальцами была горячей. Лили встала. Медленно и педантично он расстегнул один крючок за другим до талии. Узкое платье распалось надвое, как переспелый арбуз. От его прикосновения она слегка вздрогнула, дыхание ее участилось, но заметное возбуждение гостьи только напугало Мадера, так как он по-прежнему ощущал себя не способным к активным действиям. И ее вины здесь не было. От полуобнаженного женского тела веяло теплым животным ароматом. Он скользнул рукой под ее тонкую шелковую сорочку и ощутил полную крепкую грудь с набухшими под его пальцами сосками.
Еще совсем недавно Рихард Мадер с восхищением обнаруживал под многочисленными модными юбками, закрытыми блузками, сапожками, чулками, корсетами и нижним бельем теплое, желанное женское тело. Но теперь, с Лили Венцель, он не мог ощутить в своем теле ни малейшего следа страсти. Мадер был в смятении. В свои тридцать лет в плавании, в беге или на скачках он по-прежнему мог дать фору любому из своих друзей, его мозг работал с точностью и быстротой хорошо смазанного механизма. Не было ни малейшего основания, почему он в свои цветущие тридцать лет должен стать импотентом. Сама эта мысль повергла его в ужас. С резкостью, заставившей Лили Венцель вскрикнуть, он привлек ее к себе и прижался губами к ее рту. Она живо откликнулась на его порыв и язычком скользнула сквозь его зубы. Несколько мгновений они стояли, обнявшись. Она задыхалась, а он чувствовал, как холодный пот струится у него по спине. И вдруг Мадер с отчаянием понял, что этот театр нужно немедленно прекратить, если он не хочет, чтобы этот день закончился скандалом и позором. Он резко отстранился от ее губ и сделал шаг назад. Лили стояла с приоткрытым ртом, застыв в позе полного самоотречения. Затем с испуганным выражением лица она произнесла горячим шепотом:
— Что случилось?
Он оставил вопрос без ответа, схватил бутылку шампанского, налил бокал и протянул ей. Ее глаза под густыми ресницами были наполнены жаждой, которую могло бы утолить отнюдь не шампанское.
— Что с тобой? — спросила она еще раз. — Я тебе не нравлюсь или мне это показалось?
— Что ты, даже очень. Вы всегда ко мне так замечательно относились. Вы оба.
— Вы оба? — Она наморщила лоб.
— Вы и господин генерал. И я вам безмерно благодарен.
Она начинала понимать.
— Не делайте из себя идиота, — фыркнула она. — Вы ненавидите его. И все подчиненные ненавидят его. Как будто я этого не знаю!
Она была права. Из всех, кто состоял в руководстве военной юстиции, генерал Венцель был наименее любим.
— Вы заблуждаетесь, — мягко возразил Мадер. — Я испытываю к господину генералу глубочайшее уважение.
— За этим вы меня сюда завлекли? Чтобы это мне сообщить? — Ее голос звучал громко и пронзительно.
Гнев удивительным образом был ей к лицу. Она выглядела восхитительно. На лице играл румянец, глаза сверкали, молочно-белая кожа казалась особенно нежной и почти прозрачной. Он вынужден был себе признаться, что она на редкость соблазнительна и обольстительна. Но его разум на это реагировал, а тело нет.
— Господин генерал прекрасный офицер. Один из лучших, — пробормотал он, стыдясь самого себя.
Она резко поставила бокал на стол так, что половина шампанского выплеснулась.