Начинало моросить, и темнота уступила серому рассвету, когда он подъехал к казарме.
Кабинет командира находился на втором этаже мрачного двухэтажного здания недалеко от ворот. Дежурный по штабу фельдфебель немедленно доложил о нем.
Граф Петофи был высокий, властного вида человек, обладавший, по слухам, самой прямой спиной и самым большим носом в австро-венгерской армии. От стального взгляда его голубых глаз самых бывалых гусар бросало в холодный пот. Хедри решил, что его ожидает порядочная взбучка за вчерашнюю попойку. Он был сильно растерян, когда увидел, что эти беспощадные глаза смотрят на него почти по-отечески. «Всемилостивый боже, — подумал он, — кто-то умер в нашей семье! Мама? Боже, сделай, чтобы это была не мама! Я ей уже сколько недель не писал!»
Тут он заметил, что полковник в своем кабинете был не один. Капитан, которого он до этих пор никогда не видел, поднялся и представился как военный юрист Кунце.
— Капитан Кунце является аудитором военного суда в Вене и расследует одно преступление. Вам будут заданы вопросы, постарайтесь на них ответить в полном объеме, — указал Хедри полковник. — Потребуется помощь, обращайтесь. Я сказал капитану, что вы один из моих лучших офицеров и готов за вас поручиться.
«Удивительно, — подумал Кунце, — австрийский полковник в Линце и венгерский полковник в Гродеке реагируют абсолютно одинаково, когда один из их людей попадает под подозрение. Может быть, это некий вселяющий надежду знак? Значит ли это, что монархия на самом деле становится единой нацией, а не мозаикой из разных народов? И что она не обречена на медленный распад или, наоборот, взрыв, вызванный химическим взаимодействием таких разных рас, вынужденных жить вместе? И что именно армия является той властью, которая обеспечивает их совместную жизнь если не навечно, то по меньшей мере на следующие сто лет?»
Капитан вынул из своего бумажника конверт и протянул его Хедри.
— Вам знаком этот конверт, господин обер-лейтенант?
Хедри растерянно посмотрел на него.
— Так точно, господин капитан. Это мое письмо к покойному капитану Мадеру.
— Почему вы послали ему письмо?
— Мы были друзьями. Когда я узнал, что он переводится в Генеральный штаб, я поздравил его.
— Невзирая на то, что вас при этом обошли?
Кровь прилила обер-лейтенанту к лицу.
— Я не понимаю, господин капитан, какое это имеет отношение к моему письму Мадеру.
Кунце на секунду закрыл глаза. Он никогда не мог спать в поездах, а поездка в Гродек была долгой и утомительной.
— Вы уезжали из Гродека после тринадцатого ноября?
— Нет, господин капитан.
— А как же получилось, что ваше письмо Мадеру было отправлено в Вене, утром четырнадцатого ноября?
— Его отправил мой домашний еврей, когда он был в Вене по пути в Америку.
Кунце удивленно поднял брови.
— Ваш домашний еврей?
— Это местное выражение, — объяснил полковник. — Гродек как гарнизон отнюдь не райское место. Особенно для молодых офицеров. Даже приличную квартиру найти проблема. В этом смысле евреи незаменимы. Они могут найти и обеспечить буквально все. Может быть, это связано с их религией. Наши местные, сдается мне, еще лучше, чем Моисей. Они могут из скалы не только холодную, но и горячую воду высечь.
Кунце принял шутку с вежливой улыбкой и обратился вновь к Хедри:
— Почему вы отправили письма с этим человеком, а не опустили их в почтовый ящик здесь, в Гродеке?
— Я посчитал, что так будет быстрее. Почта здесь работает, мягко говоря, плохо.
— Это было единственное письмо, которое вы передали с этим человеком?
— Нет, господин капитан. Я передал ему три или четыре письма. Все были адресованы друзьям в Вену.
— Так три или четыре?
Хедри, на секунду задумавшись, сказал:
— Три.
— Друзьям среди военных?