— Осмелюсь доложить, господин генерал, я только сказал, что не могу вспомнить о такой покупке.
— А сейчас, стало быть, вспомнили?
— Когда я увидел эту девчушку, я сразу все вспомнил, господин генерал.
— Как же вы объясните эту потерю памяти и внезапное выздоровление?
— Вся эта история выпала у меня из памяти, потому что она такая малозначащая, господин генерал. С тех пор как мы переехали в Линц и получили квартиру, я сделал массу покупок. Моя жена в ее нынешнем состоянии не выходит из дома, поэтому разные вещи, такие как шторы, тазы, кастрюли и сковородки, должен был покупать я, хотя обычно это ее забота. Просто невозможно упомнить каждую покупку, господин генерал.
— Ну хорошо, — сказал капитан Кунце. — Вы купили дюжину коробочек. Где они?
— Одну я послал лейтенанту Дильманну.
— А остальные? Где остальные одиннадцать?
— Они должны быть у меня дома, господин капитан.
— Их там нет! Два унтер-офицера и я — мы втроем перевернули в квартире все вверх дном и ни одной не нашли.
Дорфрихтер задумался, сжав губы.
— Вы правы, господин капитан, — кивнул он. — Их там нет. Я их просто сжег.
Члены комиссии уставились на него, никто не проронил ни слова, пока тишину не прервал генерал Венцель, голос которого для его роста и веса был слишком тонким.
— Почему?
— Мне нужны были коробочки, чтобы сделать для моей жены ящичек для шитья. Там должны были быть отделения для разных пуговиц и наперстков. Первый раз у меня ничего не получилось. И вторая попытка была неудачной. Только когда я купил коробочки большего размера и поместил их в четырехугольную коробку, получилось то, что нужно, — ящичек для шитья, которым и пользуется теперь моя жена. А коробочки, которые мне не пригодились, я сжег.
— Я обыскал квартиру основательно, — сказал Кунце, — но не помню, чтобы там был какой-нибудь ящичек для шитья.
— Вы должны были его видеть. Обычно он лежит на ночном столике моей жены.
Генерал Венцель внезапно поднялся и гневно зашагал по кабинету, что заставило всех офицеров вскочить на ноги. Он был в ярости, остановившись перед столом Дорфрихтера:
— Вы уверяли нас, что о происхождении этих проклятых коробочек вам ничего не известно, пока вам не устроили очную ставку с дочкой Моллера. При этом, по вашим собственным словам, вы часами возились с коробочками — пытались их собрать, склеить и подогнать. Дорфрихтер! Вы же умный человек! Если вы хотите нас обмануть, придумайте что-нибудь получше!
— Я бы так и сделал, если бы я лгал, господин генерал! К несчастью, я говорю правду, а правда не всегда кажется правдоподобной.
— Почему же вы ничего о ящичке для шитья не сказали, когда капитан Кунце вас впервые спросил о коробочках?
— Я просто забыл об этом. У меня было столько работы по дому: установить полки, повесить цветочные ящики, покрасить стены, повесить шторы — работа, которую офицер обычно не делает, надо признаться. Но я не богат, господин генерал, и я полагал, пока я это делаю в пределах моих четырех стен, никакого вреда репутации армии я не приношу.
— Давайте не будем отклоняться от темы, — заметил Кунце без особой убежденности. Он был зол на себя, что дал возможность генералу вмешаться в допрос.
— Мы вынуждены жить очень скромно, — продолжил Дорфрихтер, обращаясь по-прежнему к Венцелю. — Я женился не на деньгах — обе наши семьи собирали тридцать тысяч залога буквально по кроне, чтобы я не был вынужден оставить службу. Принадлежать к корпусу офицеров для меня значит больше чем жизнь. Ради этой привилегии я готов отказаться от роскоши, любовных приключений, путешествий и развлечений. Такие же жертвы я требую и от моей жены. Я не знаю, господин генерал, приходилось ли вам требовать от женщины, чтобы она разделила с вами бедность. Позвольте заметить, что это не так легко!
— Ну хватит, Дорфрихтер! — взорвался Венцель. — Нам глубоко наплевать, сколько полок и цветочных ящиков вы повесили. В этом вас никто не обвиняет. Вы обвиняетесь в том, что пытались лишить жизни десять своих товарищей офицеров и при этом одного убили!
Кровь прилила Дорфрихтеру к лицу.
— Позвольте, господин генерал, — вы сказали «обвиняетесь»?
Венцель уставился на него:
— Именно это я и сказал. — Затем он повернулся к членам комиссии: — У всех такое же мнение, господа, не так ли?
Его взгляд переходил от одного лица к другому, ожидая подтверждения своим словам членов комиссии.