— Я принял вчера полковника фон Инштадта, — продолжал кайзер. — Он очень высоко отозвался об обер-лейтенанте Дорфрихтере и считает его не способным на преступление. Что вы думаете по этому поводу? Есть ли у вас как у юриста веские основания для предъявления обвинения?
Франц Иосиф, полный нетерпения, ждал ответа капитана. В этот момент вина или невиновность одного-единственного человека были для него важнее всех проблем Австрии. Снова над ним довлело его безграничное чувство долга, и всеми своими, отнюдь не выдающимися, способностями он пытался понять существо проблемы, с которой, даже обладая мудростью Господа Бога, трудно было бы справиться.
Только сейчас Кунце понял, почему он был вызван к императору. Франц Иосиф взял на себя решение вопроса о целесообразности проведения уголовного расследования. Ему было абсолютно ясно, как пагубно воздействует на армию обвинение и осуждение офицера.
Но он здесь представлял собой не только главнокомандующего вооруженными силами, но также и гаранта совести сорока трех миллионов мужчин и женщин. Кроме этого, он был стар, а старые люди не могут позволить себе ошибаться. «Для молодых это было бы гораздо проще, — грустно подумал он. — Они могут от мыслей о своих ошибках искать спасения в алкоголе, или в любви, или забывшись крепким сном. Но старики — они лежат бессонными часами в своих одиноких кроватях, а собственные ошибки не оставляют их в покое, издеваются и мучают, как толпа линчевателей».
Капитан медлил. Он знал, какого ответа втайне ждет от него кайзер. Одно простое нет означало бы для Петера Дорфрихтера свободу, его дело было бы похоронено под грудой свидетельских показаний, объяснений, протоколов и прочего бумажного хлама. Пресса, главным образом левые листки, будут задавать неприятные вопросы, но уже следующая сенсация — какой-нибудь расчлененный труп в чемодане или приехавшая с неким цыганским бароном принцесса — вытеснила бы дело Чарльза Френсиса с первых полос и заставила его забыть. Кайзер знал это, и если бы он не был тем, кем он был, он бы попросту удовлетворился ручательством полковника фон Инштадта.
Мысли Кунце обратились к Петеру Дорфрихтеру, этому привлекательному молодому офицеру. Он видел перед собой улыбающееся лицо, и эта картина вмиг пробудила в нем ту нервную антипатию, которую он почувствовал тогда в Линце. Это было мимолетное чувство, слишком внезапное и ирреальное, чтобы попытаться его объяснить.
Он дал краткий обзор состояния следствия и перечислил те подозрительные моменты, которые свидетельствовали против подозреваемого. Он обрисовал его как деятельного и способного офицера, но также как человека, который достаточно хладнокровен и самоуверен, чтобы совершить убийство.
— Я боюсь, Ваше Величество, — сказал он в заключение, — что имеющиеся факты делают, по моему скромному разумению, совершенно оправданным предъявление обвинения господину обер-лейтенанту.
Кайзер некоторое время обдумывал услышанное.
— Ну что же, господин капитан, — наконец сказал он, — продолжайте работу и позаботьтесь о том, чтобы справедливость восторжествовала.
Кайзер вздохнул, с его лица исчезло какое-либо выражение, как будто его душа в этот момент освободилась от тяжелого груза сиюминутных переживаний, чтобы хотя бы немного отдохнуть и набраться сил для решения оставшихся на этот день проблем. Он покачал головой. Куда, спрашивается, это все может привести?
Это были не слова кайзера, это была жалоба старого человека, который не поспевал идти в ногу с новым поколением. Маленькие часы на письменном столе, которые показывали, когда время, отведенное на аудиенцию, заканчивалось, прозвенели.
Франц Иосиф поблагодарил капитана, пожелал ему успеха в решении стоящих перед ним задач и отпустил его.
4
Обер-лейтенант Дорфрихтер находился в своей камере уже два дня. За это время с ним никто не разговаривал. Завтрак, обед и ужин приносил надзиратель на подносе и, когда Дорфрихтер заканчивал есть, снова уносил посуду. Все попытки перекинуться с ним парой слов наталкивались на упорное молчание. Еда, несомненно, доставлялась из какого-то ресторана и, наверное, заказывалась его женой. Других признаков, что о нем кто-то заботится, не было.