— Покажу. Идемте вместе.
Молча дошли до поворота. Махмуд показал рукой, сказав: «там»; дождался, пока веселый человек скрылся за поворотом, и направился к чайхане, расположенной под мелколиственными, густыми карагачами.
Седобородый старик с брюшком, в галошах на босу ногу, завел Махмуда за огромный самовар, который уже булькал, и зашептал угрожающе:
— Ты с кем шел, знаешь? Это работник милиции! Беги отсюда скорее и мешок уноси! Удирай! Понял? Потом принесешь, когда никого не будет.
Побледневший Махмуд выскочил из чайханы и, не зная, куда теперь идти, направился опять к троллейбусу, но вспомнил человека в тюбетейке, подсевшего к нему в пути, свернул в сторону и поспешно зашагал по улице Навои, со страхом задавая себе вопросы: «И почему у меня все получается нескладно? И когда эти мучения кончатся?»
Раздумывая о своем безвыходном положении, оглядываясь, Махмуд все же шагал по многолюдной улице, хорошо зная, что здесь меньше вероятности вызвать подозрение.
А следом за ним, по другую сторону улицы шли Садык и Михаил,
— Свертка он не оставил. В чем дело? — удивлялся Садык.
Михаил помолчал, потом спросил:
— А тебя здесь никто не знает?
— Не думаю. По-твоему, догадались?
— Возможно. Зря ты подходил к мальчишке.
— Э, черт! Ну, ладно, посмотрим, что будет дальше. Нам самое главное — не упустить его, не убежал бы в порку, как фаланга. И меня, и тебя он теперь знает…
Более двух часов шатался Махмуд по городу, заходя в магазины, глазея на товары, будто хотел чего-то купить. Хорошо, что Крюк догадался накормить его, ходить можно до вечера. На одном из перекрестков Махмуд неожиданно столкнулся с Костей и Верой, вышедшими из-за угла. Этой встречи он не ожидал и растерялся.
— Здравствуй, Махмуд! — окликнул его Костя. И хотя Вера дернула Костю за рукав, он подошел к Махмуду. — Куда направляешься?
Махмуд почувствовал, как ослабли мышцы и засосало под ложечкой, словно он был голоден не менее суток. Лицо его покрылось таким обильным потом, что Костя спросил:
— Из бани идешь?
— Нет, — наконец нашелся Махмуд, — иду к матери… Белье несу постирать…
— Оттуда зайдешь ко мне? Будем паять. С тобой у нас здорово получится. Один я что-то плохо разбираюсь в схеме и формулах.
Вера не подошла к ребятам. И когда Махмуд ушел, она сказала Косте:
— Попадешь ты с такими друзьями в беду.
— Нет, не попаду, — уверенно заявил Костя, взял Веру за руку и потянул за собой.
Зависть, страх и обида душили Махмуда, когда он отошел от Кости и Веры. Костя совсем не имеет родителей, а живет весело, беззаботно, он не испытывает страха, не зависит от таких, как Крюк, спокойно спит ночами. «Почему же у меня так не получается?»- десятый раз задал себе вопрос Махмуд. Надо было изменить жизнь, перестать встречаться с Виктором и Крюком, завести других товарищей. Но как это сделать? Крюк грозит, он может убить ни за что ни про что.
Махмуд познакомился с Крюком и Виктором не так давно, месяца полтора назад. Они ели шашлык. Махмуд смотрел на них и глотал слюни. Был последний день перед стипендией, и Махмуд с утра не имел во рту ни крошки хлеба, не успел занять денег и не хотел идти к матери, лишний раз выслушивать ее нарекания и упреки. К матери он ходил только тогда, когда относил деньги — часть стипендии.
Крюк заметил Махмуда, подозвал и накормил шашлыком. С этого дня они начали встречаться. Крюк кормил и даже поил пивом, потом Махмуд был приглашен на вечеринку. Вначале он думал, что там собираются парни, у которых родители зарабатывают много денег и сами они где-то работают, но вскоре, — как это бывает обычно, — Крюк потребовал плату за угощения. Воровать он не заставлял, но поручения, которые выполнял Махмуд, были трудными. Продать вещь на базаре или отнести спекулянту, шататься по квартирам — быть наводчиком.
Он шел по улице взмокший, — готовый припуститься со всех ног. Все встречные мужчины казались ему подозрительными, в них он предполагал работников милиции, и чем больше овладевала им мысль, что за ним продолжают следить, тем пугливее он озирался и, естественно, привлекал к себе внимание прохожих. Одно желание теперь владело им: скорее, как можно скорее освободиться от свертка. Пот застилал ему глаза, но он не смахивал соленые капли и все вокруг видел в красно-багровом свете, словно деревья и дома раскалились докрасна и вот-вот вспыхнут огромным пламенем.
Сверток он сдал старику-чайханщику благополучно и, облегченно вздохнув, направился к Косте. «Пусть Виктор злится, пусть, — мысленно возмущался Махмуд, — а я все равно пойду к Косте. У него интересно. Будем разговаривать, как все люди».
Махмуд зашел в парадное. Садык приостановился и спросил Михаила:
— А теперь куда он пошел?
— Ко мне, — коротко ответил Михаил.
— Что?! — закричал Садык. — С твоим Костей встречается, у тебя на квартире бывает?
— Да, — Михаил посмотрел на товарища, помрачнел и добавил так спокойно, словно речь шла о простой шалости ребятишек:- Я подозреваю — этот, самый Махмуд приносил в больницу яблоки.
— Убить тебя хочет? — растерянно и недоуменно прошептал Садык.
— Может быть…
Садык, ничего не понимая, покачал головой и убежденно сказал:
— Ты дувана, бесноватый…
Михаил не возразил.
ОБЪЯСНЕНИЕ
Увидев Крюка, Марина Игнатьевна перепугалась, замедлила шаги. На тротуаре, как на зло, не было ни одного человека, машины проносились с недозволенной скоростью, благо улица была прямая и постовой куда-то ушел. В сумерках белый костюм Крюка казался серым, лицо расплывалось, но Марина Игнатьевна узнала его по походке: никто так не ходил, словно крадучись, на носках, не размахивая руками. «Свернуть в сторону, перейти улицу? Поздно!»
И зачем она пошла в магазин? Можно было обойтись без покупок, завтра муж сам сходил бы на базар и купил все необходимые продукты. Какое-то глупое недоверие к мужчинам, все кажется, что они неспособны к хозяйственным делам. А теперь, наверное, придется выдержать еще один неприятный разговор. А вдруг он приведет в исполнение свою угрозу, ударит ножом?
Марина Игнатьевна приостановилась, прижала руку к груди, пытаясь утихомирить заколотившееся сердце. И когда Крюк подошел и вежливо поздоровался, — что было совершенно непонятно, — она даже не сумела ответить, с испугом смотрела на его толстую папиросу, торчавшую изо рта.
— Что же вы не отвечаете, Марина? — спросил Крюк, и опять в его голосе не было ни требования, ни угрозы.
Марина Игнатьевна наконец спохватилась и тихо сказала:
— Здравствуйте!
— Так-то лучше, — спокойно, даже вкрадчиво заговорил Крюк, вынул изо рта папиросу и стряхнул пепел. — Потолкуем на этот раз о другом. Ну его к черту, этого Сашку! Проживет без передач, а то еще разжиреет, как боров, и приохотится отбывать сроки, как на курорте. Не правда ли?
— Да, да, — поспешно согласилась Марина Игнатьевна, думая: «Надо соглашаться, может быть, он отстанет, пожалеет. Ведь он знает, как мне трудно».
— Мне до печенок надоела эта канитель, — продолжал Крюк. — Я не нанимался. И товарищеские чувства могут затухать… — Крюк заметно начал нервничать, речь его стала отрывистой, невразумительной. — Я что, звезды с неба хватаю? Ветер в поле — это я. Я не человек? У меня нет сердца, у меня голик? На одном дереве много яблок, все они разные, а запах один. Не так ли? Конечно, так. Коляска катится, черт возьми, и молодость остается на гладкой дороге без следов… Кому это нужно? Вам? — Крюк впервые назвал Марину Игнатьевну на «вы». Она обрадовалась и тут же подумала: не пьяный ли он? — Пристально поглядела ему в глаза — нет, он не был пьян, но что-то с ним творилось неладное.
— Да, коляска катится, и мы спешим к смерти, — мрачно смакуя слова, произнес Крюк и спросил:- Вы согласны?
— Безусловно, — поспешила ответить Марина Игнатьевна.
— Прекрасно. Чего же мы стоим? Не лучше ли нам немного пройтись?
Марина Игнатьевна подчинилась механически. Они тихо шли по тротуару, настороженно поглядывая друг на друга. Марина Игнатьевна ждала, когда этот странный разговор закончится и к чему он приведет. Крюк пытался догадаться, действуют ли его слова на женщину. Он, собственно, терялся: с Анфиской разговоры были простые и ясные, а как разговаривать с Мариной Игнатьевной?