И в этот момент в пещеру из несколько проходов ворвались вооруженные отряды. Отряд римских легионеров, отряд ландскнехтов, отряд викингов, отряд варваров и отряд арабских воинов.
Обитатели пещеры взвыли истошными голосами, те, кто уже был с оружием, бросились на неприятеля, другие бросились за оружием, но множество оборванцев бросились искать спасения в потайных нишах и выходах из пещеры.
Легионеры, ландскнехты и викинги организованными колоннами рассекали толпы противников, как ледоколы ледовые поля. Лишь варвары и арабские воины сразу же потеряли стройность, и завязалась яростная схватка.
Отряды легионеры, викингов и ландскнехтов быстро пробились к помосту, и Милица, Катя и Игорь оказались в их руках. Но сразу же стало ясно, что никто не собирался освобождать пленников. Одни отобрали у других — и все. Милицу, Катю и Игоря, несмотря на их яростное сопротивление, опять опутали веревками и потащили наверх. А в пещере продолжало звенеть оружие и литься кровь. Варвары и арабские воины воспользовались случаем, чтобы пограбить воров и разбойников.
Когда пленников вынесли наружу, на поверхность, у них потемнело в глазах от яркого дневного света. Легионеры, ландскнехты и викинги вместе с пленниками оказались в каком-то глухом переулке. Но ничуть не стушевались, а уверенно двинулись в путь. Вскоре они повстречали отряд конных воинов и арбалетчиков.
— Пленников в замок! Девчонку и мальчишку — в подземелья! А эту — в башню Священной Инквизиции! С ней хотят побеседовать! — приказал командир отряда.
Милица была распята на пыточном станке. Руки и ноги ее были стиснуты креплениями, и она беспомощно стояла в наклонном положении. В углу у стола с пыточным инструментом суетился палач и два его помощника. А за столом у стены сидели инквизиторы. Сбоку на стуле смиренно сидел Родагил, всем своим видом изображая искреннее благоговение перед синклитом инквизиторов, которые вдохновенно о чем-то спорили. Милица прислушалась, и у нее пробежал холодок по спине. Инквизиторы сочно и со вкусом обсуждали, каким пыткам подвергнуть ее сначала, а каким в конце. А заодно препирались, от имени какого Всевышнего это делать.
Палач тем временем разобрал свои инструменты и приблизился к столу.
— Я извиняюсь, но чьим именем мы будем изгонять дьявола? — хриплым голосом спросил он.
— Не вмешивайтесь в богословский спор! — осадили его. — Делайте свое дело, а Он, — последовал жест на потолок, — Он там один и сам разберется, чьим именем мы тут одолели Сатану. Начинайте во имя Всевышнего!
— И вот так каждый раз, — ухмыльнулся палач и направился к девушке.
— Одну минуту, любезный, — окликнул его Родагил.
— Да?
— Я попросил бы вас не слишком усердствовать в том смысле, чтобы она потом все же могла шевелить руками и ногами. Ее очищение будет состоять в том, чтобы она бросила в кузнечный горн или в плавильную печь свой медальон. Постарайтесь быть убедительным без излишних травм. Ведь если она умрет или сойдет с ума, кому-то другому бесполезно будет пытаться расплавить этот медальон. Он выдержит любое пламя.
— Не беспокойтесь, господин, — ухмыльнулся палач. — У меня все сразу становятся такими сговорчивыми.
Все с той же ухмылкой он приблизился к Милице. Девушка с ужасом смотрела на него и его руки.
— Инструмент! — щелкнул пальцами палач.
Его помощники подкатили столик с металлическими подносами, закрытыми блестящими крышками.
— Это — закуска, это — первое, это — второе, это — третье, — с аппетитом начал демонстрировать палач свои инструменты.
— Вы забыли десерт, монсеньер, — угодливо напомнил один из помощников.
— Благодарю вас, коллега, — кивнул головой палач.
— О, что я слышу?! — прижал руки к груди помощник. — Монсеньер, вы назвали меня коллегой? О Всевышний, ты услышал мои молитвы! — Он достал из кармана носовой платок, промокнул глаза и с аппетитом высморкался. — О монсеньер, это такая честь услышать такие слова от вас!
Палач милостиво позволил помощнику припасть к своей руке, а затем похлопал его по плечу. А Милицу охватил леденящий страх. Страх не за себя, а что она не выдержит пыток, сломается и выполнит все, что от нее потребует Родагил, что она убьет медальон. Девушка почему-то вдруг стала думать о медальоне как о живом существе. Чувства взывали к инстинкту самосохранения, к желанию спасти себя и жизнь, но разум, разум не давал им овладеть душой и телом. В памяти тут же вспыхнули слова Темного Эльфа о том, что он просто использовал ее дар, что он убил ее родителей, чтобы заставить служить себе. И в душе девушки начала нарастать волна гнева. Он уверен, что она сломается? Он уверен, что знает ее лучше, чем она сама? Не выйдет!