Но Темьяну со своим дроидом пришлось до вокзала добираться флаером-такси, которое было заблаговременно заказано и уже ожидало их у подъезда гостиницы. Темьян с удивлением наблюдал за тем, как его дроид прощался со своими товарищами дроидами. Не было прощальных слов, напутствий на дорогу или дружеских поцелуев, гостиничные дроиды выстроились в два ряла, между которыми прошел лейтенант со своим дроидом. Все это время гостиничный подарок молчал, был грустен и не прощебетал ни одного слова.
Он хранил молчание и на городском вокзале, пока лейтенант Темьян через окно кассы для военных пассажиров оформлял и оплачивал своей проезд до полустанка, на котором располагался военный космодром подскока. Когда он задал вопрос дроиду-кассиру, нужно ли ему показать билет для сопровождающего его дроида-помощника, то получил сиюминутное разъяснение, что члены семьи военнослужащего имеют право бесплатного проезда до нового места службы главы семьи.
Таким неожиданным образом гостиничный подарок превратился в члена семьи лейтенанта Темьяна, в которой кроме лейтенанта и дроида никого больше не было. Дроид-кассир проявил величайшую тактичность, когда поинтересовался у Темьяна, как зовут его члена семьи, чтобы это имя вписать в проездные документы. Вначале Темьян хотел назвать его Занудой в честь погибшего ИскИна, ставшего его настоящим боевым товарищем и другом на Элизархе, но, подумав, решил дроиду дать имя Бадди.
Скоростной мюзонно-энергетический экспресс мчался чуть ли не со скоростью звука, одно за другим проскакивая арочно-энергетические кольца. Скорость движения поездов стала такой высокой, что железная дорога давно уже отказалась от простых железнодорожных вагонов с простыми окнами. Вместо вагонов были энергетические капсулы, которые были составлены из нескольких меньших по своему размеру и вместилищу купе-капсул. Каждое купе-капсула имело специальные оконные мониторы, которые были размерами старых купейных окон и демонстрировали любые, по пожеланием пассажиров, разумеется, сельские пейзажи. Если пассажир того хотел, то он мог даже организовать "сквознячок", задувающий от окна, и любое звуковое сопровождение - от грохота колес древних поездов до ультрасовременного стерео исполнения Аппассионаты Людвига ванн Бетховена.
Во второй раз в жизни Темьян ехал в подобном мюзонно-энергетическом поезде, на этот раз ему, как флотскому офицеру, досталось двухместное купе-капсула. Бадди, как вошел в эту капсулу, так и застыл в неподвижности у самого входа.
Принесший чай проводник, пару раз аж цыкнул на него, мол, мешает пройти к столику у "окна", но Бадди даже не шелохнулся. Войдя в капсулу, пожилой проводник первым же делом принялся жаловаться Темьяну на свою тяжелую судьбу и на то, что вскоре останется без работы. По его мнению, дела железной дороги становятся все хуже и хуже, а пассажиров - все меньше и меньше, люди предпочитают путешествовать личным гравитранспортом и, по всей очевидности, железную дорогу скоро закроют. Тогда ему с женой придется собираться и покидать Землю, искать работу железнодорожником на другой планете.
Создавалось впечатление, что проводнику просто скучно, других пассажиров в вагоне не было, вот человек и решил пообщаться с пассажиром. Темьян до поры до времени терпеливо выслушивал жалобы бортпроводника на жизнь, время от времени ему поддакивая. Но вскоре и сам проводник понял, что его выслушивают только из вежливости, и покинул купе.
И в этот момент, когда за проводником закрылась дверь купе, уши Темьяна уловили мелодию, которая сопровождала бегущий за "окном" пейзаж. Неизвестный аккордеонист на своей гармонике наяривал что-то народное и танцевальное, что полностью диссонировало с повисшими в вагоне поезда тишиной и спокойствием. Машинально лейтенант прибегнул к приобретенному в госпитале навыку и силой воли переключил источник музыке на произведение тягучей и спокойной классической симфонической музыки, что более подходило к настоящему моменту. Затем он повернулся к своему подарку и пальцем поманил его к себе. Удивительно, но Бадди понял значение этого жеста и осторожными шажками подошел к своему хозяину и вновь замер на расстоянии вытянутой руки от него, ожидая приказаний.
Но никаких приказаний не последовало, а Темьян удобнее откинулся на мягкие валики-подушки своего сидения и закрыл глаза. Его мысленный щуп легко проник в голову этого металлического создания и также легко, без остановок и задержек, проскочил ее, так как кроме металла и нескольких спаянных вместе плат и чипов в голове не было. Лейтенант открыл глаза и теперь уже с некоторой жалостью посмотрел на подаренный ему дроид. Если судить по начинке головы и сегодняшнему уровню состояния этой электронной начинки, то это творение рук человеческих даже близко не могло быть дроидом. Сейчас это была игрушка, которая умела раскрывать рот, произносить непонятные слова и переносить вещи с места на место. Но лейтенант уже проникся некоторыми чувствами к этому куску металла и члену своей семьи, да не привык Темьян так легко и просто отказываться от задуманного. Поэтому он решил для начала хорошо пообедать, а затем всерьез приняться за работу, заняться Бадди.
Обедать пришлось в купе капсуле, так как из-за отсутствия пассажиров вагон-ресторан не работал, а каждый проводник вагона в своем служебном купе имел пищевой синтезатор, не для гурманов, разумеется, а для нормальных пассажиров железной дороги. Бортпроводник на большом подносе принес Темьяну большое блюдо ципленка-табака с таиландским рисом и восточными приправами. Лейтенант поставил поднос на приоконный столик и с удивлением покосился на Бадди, который устроился в кресле напротив Темьяна и, якобы, с глубоким интересом, наблюдавшим за пробегающим за "окном" сельским пейзажем. Цыпленок оказался вкусным, но сам факт того, что нож одинаково хорошо резал и мясо и кости этого цыпленка, особо не впечатлял. Синтезатор строго следил только за тем, чтобы в приготовленных им блюдах не было бы большого количества отходов производства.
В ту ночь Темьян так и не заснул, он, как начал после обеда возиться с головой Бадди, так и продолжал с ней работать и по настоящее время. Вначале он предполагал сделать из Бадди нечто вроде слуги робота, чтобы тот мог понимать и исполнять приказы человека.
Но увлекся и незаметно для себя влез в такие дебри психики и психологии человека, что пару раз хотел связаться с доктором Шуршу и проконсультироваться у него по некоторым проблемам человеческой псифизиологии. Но только он протягивал руку к браслету с вмонтированным в него коммуникатором, как решение проблемы приходило ему в голову. В ходе работы с сознанием Бадди встречалось такое множество проблем, что у Темьяна иногда голова кругом шла. Чтобы Бадди смог с ним общаться таким же образом, как в свое время свободно общался ИскИн ТТ-100 Зануда, нужно было решить проблему двоичности языка. Решить эту проблему, как ему показалось, помогла строггская мунгу Лиззи. Ее тень промелькнула в его сознание и сразу же пришло решение того, как заставить Бадди заговорить нормальным человеческим языком с одновременной возможностью общения на ментальном уровне. Когда стал вопрос об узкой специализации этого дроида, то Темьян долго работал на терминале купе, пока, в конце концов, не остановился на странной специальности "профессиональный военный, но не моньяка-убийцы".
К середине ночи, когда разум Темьяна был затуманен решением стоявших перед ним сложных задач, а руки едва поднимались, то все его купе было завалено, соединенными между собой электронными памятями, платами, чипами, непонятными ему теперь механическими узлами и соединениями. Темьян в ужасе смотрел на эти детали, узлы и соединения, доставленные нуль-почтой и беспорядочно разбросанные по купе-капсуле. Все эти детали должны были быть размещены в этом маленькой и круглой металлической сфере, которая до недавнего времени была головой Бадди. Он без сил откинулся на спинку своего сидения и закрыл глаза, чтобы не видеть всего этого безобразия. Тотчас в голове послышался писклявый мальчишеский голосок:
- Хозяин, не переживай, все поправимо и не так уж страшно!
Темьян испуганно раскрыл глаза и огляделся, он, по-прежнему, был один в купе, бортпроводник с позднего вечера к нему уже не заходил, сообразив, что пассажиру с его работой не до ужина и не до разговоров с ним. А мальчишеский голос в голове продолжал говорить: