— От этих говорящих кукол, — заметил Ясон, — больше проблем, чем пользы. Лично я бы их уничтожил. — Отойдя от девушки, он подошел к почте, разбросанной на телевизионном столике. Там он стал бесцельно разбирать бандероли, подмечая, что ни один из конвертов со счетами не вскрыт.
— Это мое, — словно обороняясь, сказала Кати.
— Для девушки, проживающей в однокомнатной квартирке, — заметил Ясон, — у тебя слишком много счетов. Ты покупаешь одежду — и что еще — у Мейера? Занятно.
— Я… у меня необычный размер.
— И обувь от Сикса и Кромби.
— При моей работе… — начала было девушка, но Ясон прервал ее нетерпеливым взмахом ладони.
— Прекрати врать, — проскрипел он зубами.
— Посмотри в мой платяной шкаф. Много ты там не увидишь. Ничего сверх обычного, но то, что у меня есть, действительно добротно. Лучше я буду иметь немного, но добротное… — Тут Кати запнулась. — Вообще-то если честно, — вдруг еле слышно сказала она, — это куча хлама.
— У тебя есть другая квартира, — догадался Ясон.
Это подействовало; глаза Кати вспыхнули так, словно она заглянула в себя за ответом. Для Ясона это говорило о многом.
— Давай поедем туда, — предложил он. На эту вшивую комнатенку он уже насмотрелся.
— Я не могу тебя туда пригласить, — сказала Кати. — Дело в том, что ту квартиру я делю с двумя другими девушками. По тому, как мы с ними ее поделили, сейчас не мое время…
— Похоже, ты не попыталась произвести на меня впечатление. — Это позабавило Ясона. Но и озлобило. Он понял, что его неким образом понизили в ранге.
— Я бы отвезла тебя туда, если б сегодня был мой день, — сказала Кати. — Вот почему мне приходится содержать эту комнатенку. Надо же мне куда-то отправляться, когда не мой день. А мой день, следующий, будет в пятницу. Начиная с полуночи. — Тон девушки сделался честным и предельно серьезным. Словно она хотела его в чем-то убедить. Возможно, размышлял он, это и правда. Только не очень убедительная. Но все это его уже утомляло. Эта девушка и вся ее жизнь. Ясон чувствовал, будто что-то поймало его в ловушку и тянет вниз — в те глубины, которых он раньше никогда не знал, даже в самые скверные свои времена. И это страшно ему не нравилось.
Ясону вдруг страстно захотелось отсюда выбраться. Зверем в безвыходном положении оказался он сам.
— Не смотри на меня так, — сказала Кати, потягивая свою «отвертку».
Самому себе, но вслух, Ясон сказал:
— Ты сам распахнул дверь жизни своей большой и твердой головой. И теперь ее уже не закрыть.
— Это еще откуда? — поинтересовалась Кати.
— Из моей жизни.
— Похоже на поэзию.
— Если б ты смотрела мое шоу, — сказал он, — то знала бы, что подобные блестящие афоризмы для меня не редкость.
Спокойно на него посматривая, Кати сказала:
— Хотелось бы заглянуть в телепрограмму и посмотреть, если ли ты там в списке. — Она отставила свою «отвертку» и стала рыться среди брошенных газет, сваленных у основания плетеного столика.
— Я даже не рождался, — сказал Ясон. — Я сам проверил.
— И твоего шоу нет в программе, — сказала Кати, снова складывая газету.
— Верно, — подтвердил Ясон. — Так что теперь ты все про меня знаешь. — Он похлопал по кармашку с фальшивыми УДами. — Включая вот это. Включая их микропередатчики, если это, конечно, правда.
— Верни их мне, — предложила Кати, — и я уберу микропередатчики. Считанные секунды — и дело в шляпе. — Она протянула руку.
Ясон вернул ей УДы.
— Тебя что, не волнует, уберу я их или нет? — поинтересовалась девушка.
Он искренне ответил:
— Честно говоря, нет. Я уже потерял способность судить, что хорошо, а что плохо. Если хочешь снять пометки, сделай это. Если тебе это доставит удовольствие.
Вскоре она вернула ему УДы, улыбаясь своей шестнадцатилетней туманной улыбкой.
Наблюдая за неподдельным сиянием ее молодости, Ясон сказал:
— «Чувствую себя старым, как вон тот вяз».
— Это из «Поминок по Финнегану», — радостно сказала Кати. — Когда старые прачки в сумерках сливаются с деревьями и валунами.
— Ты читала «Поминки по Финнегану»? — удивился Ясон.
— Я смотрела фильм. Четыре раза. Мне нравится Хэзелтайн; по-моему, он лучший режиссер из ныне живущих.
— Он был у меня на шоу, — сказал Ясон. — Хочешь знать, что он на самом деле из себя представляет?
— Нет, — ответила Кати.
— Возможно, тебе следовало бы знать.
— Нет, — повторила она, мотая головой и даже повышая голос. — И не пытайся мне рассказывать, ладно? Я верю в то, во что хочу верить, а ты — во что веришь. Порядок?
— Конечно, — согласился он. И почувствовал к ней симпатию.
Правда, подумал он, часто переоценивается как добродетель. На самом деле сострадательная ложь лучше и милосерднее. Особенно между мужчинами и женщинами; собственно говоря, с женщинами — почти всегда.
Перед ним же, строго говоря, была теперь не женщина, а девушка. А следовательно, решил Ясон, ложь во спасение была даже более чем необходимость.
— Он ученый и артист, — сказал он.
— Правда? — Она с надеждой за ним наблюдала.
— Да.
Тут она вздохнула с облегчением.
— Значит, ты веришь, — сказал он, развивая тему, — что я встречался с самим Майклом Хэзелтайном, величайшим режиссером из ныне живущих, как ты сама сказала. Значит, ты веришь, что я секст… — Тут он осекся; он не это намеревался сказать.
— «Секст», — эхом отозвалась Кати. Лоб ее наморщился, словно она силилась вспомнить. — Я читала про это в «Тайме». Но разве они уже не все мертвы? Разве правительство не всех их выловило и расстреляло — после того самого вождя? Как же его звали? Тигарден; да-да, именно так его звали. Уильям Тигарден. Он попытался — как там говорили — устроить переворот против государственных натов? Он хотел расформировать их как нелегальную парадовоенную…
— Паравоенную, — поправил Ясон.
— Тебе, конечно, плевать на то, что я говорю.
Ясон честно признался:
— Если честно, то наплевать. — Он подождал. Девушка молчала.
— Черт! — выругался он. — Да закончи же, о чем говорила.
— Я думаю, — сказала наконец Кати, — что перевороту не дали свершиться септы.
Септы — подумал Ясон. Никогда в жизни про септов он не слышал. Ничто не могло бы поразить его сильнее. Хорошо еще, подумал он, что я не проговорился. Теперь он и впрямь выяснил нечто реальное. Во всем этом лабиринте неразберихи и полуреальности.
Тут небольшая секция стены со скрипом приоткрылась, и в в комнату вошел кот — черно-белый и очень молодой. Кати взяла кота на руки, и лицо ее просияло.
— Философия Динмана, — заметил Ясон. — Обязательный кот. — Он был неплохо знаком с этой точкой зрения; по сути, он даже сам представлял Динмана ТВ-аудитории на одном из своих специальных осенних выпусков.
— Нет, я просто его люблю, — возразила Кати. Гааза ее сияли, пока она несла кота Ясону для внимательного осмотра.
— Но ведь ты действительно веришь, — сказал Ясон, похлопывая кота по маленькой голове, — что владение животным увеличивает у человека эмпатическую…
— К черту эмпатическую способность, — сказала Кати, прижимая кота к груди так, как пятилетняя девочка прижимает к груди своего первого питомца — общую морскую свинку в детском саду. — Его зовут Доменико, — сказала она.
— В честь Доменико Скарлатти? — поинтересовался Ясон.
— Нет, в честь уличного рынка Доменико. Кстати, мы проезжали его, пока сюда ехали. Когда я живу в Малой квартире — в этой комнате, — я езжу туда за покупками. А что, Доменико Скарлатти музыкант? По-моему, я про него слышала.
Ясон сказал:
— Нет, он учитель английского в средней школе имени Авраама Линкольна.
— Ага. — Кати рассеянно кивнула, качая кота на руках.
— Я тебя дурачу, — сказал Ясон, — и это подло. Извини.