— Держитесь за мою руку, — предложил клерк, протягивая ее Ясону в той мутной полутьме, что их окружала. — Я знаю дорогу, а здесь темно. Электричество в этом квартале выключили года три назад. Власти хотели заставить людей покинуть эти здания, чтобы потом их сжечь. Здания, конечно, а не людей, — уточнил он, а потом добавил: — Но большинство людей так здесь и остались.
Влажная и холодная ладонь гостиничного клерка провела Ясона мимо всевозможных столов и стульев, а также всякой всячины, густо оплетенной паутиной и засыпанной какой-то зернистой грязью. В конце концов они наткнулись на черную, неподвижную стену. Тут клерк остановился, отнял руку и стал в непроглядном мраке с чем-то таким ковыряться.
— Не могу открыть, — сказал он. — Эта штука должна открываться только с той, с ее стороны. Сейчас я просто подаю знаки, что мы пришли.
Затем часть стены со скрипом скользнула в сторону. Ясон, вглядываясь во все глаза, не разглядел ничего, кроме еще более густого мрака. И жуткой запущенности.
— Ступайте внутрь, — сказал клерк и подтолкнул его вперед.
Стена, после некоторой паузы, скользнув обратно, наглухо закрылась за ним.
Вспыхнул свет. Мгновенно ослепленный, Ясон прикрыл глаза рукой, а потом, приспособившись хорошенько оглядел помещение.
Мастерская оказалась невелика. Но там, по крайней мере на его малоискушенный взгляд, располагалось сложное и высокотехнологичное оборудование. У дальней стены стоял верстак. Вдоль всех стен были аккуратно разложены по местам сотни всяких инструментов. Под верстаком стояли коробки, очевидно заполненные всевозможными бумагами. Еще там находился небольшой печатный станок, работавший от генератора.
И еще там была девушка. Она сидела на высоком табурете, вручную набирая текст. Ясон отчетливо различил светлые волосы — красивые, но не слишком густые, лежавшие у нее на спине поверх хлопчатобумажной рабочей рубашки. Девушка носила джинсы, но при этом никакой обуви. На вил как прикинул Ясон, ей было лет пятнадцатъ-шестнадцатъ. Грудей — почти никаких, но зато замечательные длинные ноги. Да, именно такие ноги ему и нравились. Никакого макияжа, что придавало ее лицу бледный, слегка пастельный оттенок.
— Привет, — сказала девушка.
Клерк сказал:
— Ну, я пошел. Постараюсь эти пятьсот долларов в одном месте не тратить. — Нажав кнопку, он снова сдвинул часть стены в сторону; стоило ему это сделать, как весь свет в мастерской отключился, снова оставляя их всех в полной темноте.
Даже не поворачиваясь на своем табурете, девушка сказала:
— Меня зовут Кати.
— А меня Ясон, — сказал Ясон. Стена снова наглухо закрылась, и свет опять зажегся. А ведь она милашка, подумал Ясон. Только вот было в ней что-то пассивное, отдающее апатией. Словно весь мир для нее дерьма не стоит. Апатия? Нет, решил Ясон. Она стыдлива — вот в чем вся суть.
— И вы дали ему пятьсот долларов, чтобы он вас сюда доставил? — с удивлением спросила Кати. Она изучала Ясона критическим оком, словно пытаясь составить на его счет какое-то ценное суждение, основанное на внешности.
— Вообще-то костюм у меня обычно не такой мятый, — заметил Ясон.
— Чудный костюмчик. Неужели шелк?
— Да. — Ясон кивнул.
— Вы что же, студент? — поинтересовалась Кати, по-прежнему с пристрастием его разглядывая. — Хотя нет, вы не студент. У вас на лице нет той бледности, которую обычно зарабатывают, живя в подземелье. Что ж, тогда остается только один вариант.
— Что я преступник, — сказал Ясон. — И пытаюсь переделать свои УДы, пока полы и наты до меня не доберутся.
— Так вы преступник? — спросила Кати без малейших следов смущения. Как будто спрашивала, какая сегодня погода.
— Нет. — Ясон не стал уточнять — пока что. Позже, может статься, он бы и уточнил.
Тогда Кати сказала:
— А вам не кажется, что большинство полов — роботы, а не настоящие люди? Ведь на них вечно эти противогазы, так что и понять ничего нельзя.
— Мне предпочтительнее просто их не любить, — ответил Ясон. — И не задумываться о дальнейших подробностях.
— А какой именно УД вам нужен? Лицензия шофера? Фигатура полицейского досье? Рабочий пропуск?
— Мне нужны все УДы, — ответил Ясон. — Включая членское удостоверение союза композиторов.
— А, так вы музыкант. — Кати взглянула на него уже с большим интересом.
— Я певец, — сказал Ясон. — И веду часовое шоу-варьете на телевидении в девять вечера по вторникам. Возможно, вы его видели. «Шоу Ясона Тавернера» называется.
— Своего телевизора у меня нет, — сказала девушка. — Скорее всего, я вас не знаю. А что, этим интересно заниматься?
— Как когда. Встречаешься с кучей всякого народу из шоу-бизнеса, если, конечно, охота. По-моему, они такие же люди, как все другие. У всех свои страхи. Все не идеальны. А многие воротилы шоубиза очень забавны перед камерой. И не только перед камерой.
— Знаете, мой муж вечно твердил мне, что у меня нет чувства юмора, — сказала девушка. — Он считал, что все на свете забавно. Он считал забавным даже то, что его завербовали в наты.
— А когда он оттуда выбрался, ему смешно не было? — спросил Ясон.
— А он оттуда не выбрался. Его застрелили во время неожиданной атаки студентов. Но их винить нечего; его убил свой же приятель нат.
Ясон спросил:
— А сколько мне придется заплатить за полный набор УДов? Скажите лучше сейчас, пока мы не приступили к делу.
— Я беру с людей столько, сколько они могут себе позволить, — сказала Кати, выкладывая новую линию набора. — С вас я намерена взять побольше. Судя по вашему богатству, по вашей одежде и по тому, как вы дали Эдди пятьсот долларов, чтобы сюда добраться. Верно? — Она бросила на него быстрый взгляд, — Или я ошибаюсь? Скажите!
— У меня есть пять тысяч долларов, — сказал Ясон. — Или уже чуть меньше. Я самый знаменитый в мире актер. Я по месяцу каждый день работаю на Сэндсе, да еще веду собственное шоу. По сути, я появляюсь во множестве первоклассных клубов, когда могу их втиснуть в свое расписание.
— Вот черт, — сказала Кати. — Как жаль, что я про вас не слышала. Тогда на меня это наверняка произвело бы впечатление.
Ясон рассмеялся.
— Я сказала какую-то глупость? — спросила Кати.
— Нет, — ответил Ясон. — Скажите, Кати, сколько вам лет?
— Девятнадцать. Но мой день рождения в декабре, так что мне почти двадцать. А сколько бы вы мне дали на вид?
— Около шестнадцати, — ответил Ясон.
Девушка ребячливо надула губы.
— Так все говорят, — сказала она низким тоном. — Это потому что у меня совсем нет грудей. Будь у меня груди, мне бы давали двадцать один. А вам сколько лет? — Она перестала возиться со своим набором и внимательно разглядывала Ясона. — По-моему, около пятидесяти.
Гнев охватил его. И негодование.
— Похоже, вашим чувствам причинен урон, — сказала Кати.
— Мне сорок два, — кратко ответил Ясон.
— А, какая разница? То есть что так, что эдак…
— Давайте лучше к делу, — перебил Ясон. — Дайте мне ручку и бумагу, и я запишу, что мне нужно и что про меня в каждом УДе должно говориться. Я хочу, чтобы все было проделано в точности. Вам стоит очень постараться.
— А я вас взбесила, — сказала Кати. — Когда сказала, что вы выглядите на пятьдесят. Пожалуй, если присмотреться пристальней, вы на столько не выглядите. Вы выглядите лет на тридцать. — Она вручила ему ручку и бумагу, скромно улыбаясь. И с явно извиняющимся видом.
Ясон сказал:
— Забудьте. — И похлопал девушку по спине.
— Я бы предпочла, чтобы меня не трогали, — сказала Кати и отстранилась.
Она словно олененок в лесу, подумал Ясон. Странно, она боится, когда ее слегка касаются, но в то же время не боится подделывать документы — совершать преступление, за которое запросто светит двадцать лет тюрьмы. Быть может, никто просто не объяснил ей, что это противозаконно. Быть может, она этого не знает.