— Это кто? — Прошептал Ибрагим.
— Это отец моей покойной жены. Много лет назад он проклял меня, обвинив в том, что это я виновен в смерти любимой дочери. Поверишь, я даже не оправдывался. Просто ушел.
— Ты женился на дочери этого нищего старика?
— Что ты, просто со смертью Ганийи, казалось, из его дома вынули душу. На него обрушились все беды, какие только были возможны. Он за год потерял всех сыновей, погибли на войнах, а потом пришла другая беда, мор. Из всей его родни он один остался в живых, словно в насмешку пережив детей, внуков и даже правнуков. У него было всё, что мог себе пожелать смертный, в его мастерской работало с полсотни человек. Я с ней познакомился в его лавке, куда пришел покупать лекарский инструмент. В тот день, она посмотрела мне в глаза, и вдруг сказала, что хочет быть моей женой. Она первая заговорила со мной, а я стоял и пылал лицом как мак, не в силах вымолвить и слова. Только и смог что, кивнуть головой словно дурачок. Она рассмеялась, звонким, как серебряные колокольчики, смехом, прикрыла лицо и убежала. А я стоял и смотрел ей вслед, глупо хлопая глазами.
— Так это его ты искал?
— Да!
— Он что был таким хорошим мастером?
— Он был лучшим! И все свои секреты унёс с собой.
— И что такого он знал? Старики обычно держатся традиций. И думаю что он был таким же.
— У меня бывало много всякого, что я покупал в разных лавках разных городов, но только его инструмент, был идеальным, он даже не ржавел. Его можно было не вытирать и не смазывать жиром. Он всегда оставался острым.
— Мухаммад. я столько лет живу в твоей стране, и видел много всякого, сначала я удивлялся чудесам, потом понял что они все творение рук человеческих. Но в это …. Поверить, не смогу, я воин и видел много всякого железа, но такого что б не ржавело, не встречал в своей жизни ни разу.
Я усмехнулся, — Жаль, что я не могу тебе показать его труды. Посмотри в том углу, может там есть вода? Мне надо подготовить тело и договориться потом, о его похоронах, он достоин того, чтоб быть нормально погребенным, а не зарытым как бездомная собака.
Ибрагим шагнул в угол, потряс сосуды, в одном раздалось бульканье, посмотрев по сторонам, он нашел глиняную миску и, наклонив кувшин, стал наливать воду. Она потекла тоненькой струйкой, а когда он наклонил сильней из него выпал сверток, замотанный в мягкую кожу. Шлепнулся в посудину, обрызгав всё вокруг. Со словами: а вот и клад, он вытащил, стряхнул капли и положил рядом, после этого долил до краев.
Я пододвинул её к себе поближе, приступил к гъусуль. После окончания я завернул тело в кяфан, сел рядом с телом умершего и стал читать намаз джаназа.
Очень скоро я закончил, покряхтев, как старик, поднялся на ноги.
— Ибрагим, ты, что затих друг мой, — С этими словами я повернулся к нему сидящему у самой двери коморки. Он задумчивым видом, рассматривал лежавший перед ним набор ножиков, крючков, зажимов. Всё было в идеальном состоянии, и блестело в тусклом дневном свете.
— Мухаммад, Я признаюсь в том, что был не прав. Я знаю, сколько должна пролежать в воде кожа, прежде чем станет осклизлой. Но! Они такие словно их сделали сегодня утром!
— Этому набору уже немало лет, он его делал как подарок, мне. Когда я ушел, оставил ему, не хотел брать ничего, что напоминало мне о ней. Если посмотришь внимательно, среди вязи найдешь две буквы. Одна с одной стороны другая с другой. Мухаммад и Ганийя. Навеки.
Я сейчас уйду, пойду, договорюсь, что б старика отнесли на кладбище. Жаль не могу проводить его, но думаю, что он простит меня ещё раз, как простил сейчас. Жди.
С этими словами вышел, прикрыл за собой дверь. За спиной лязгнул засов.
Мне очень быстро удалось найти нужных людей и договориться с ними. За пять динаров они согласились мне помочь. Мы пришли, попросил их обождать, а сам шагнул в темноту, остановился, подождал, когда глаза привыкнут к мраку. Постучал, — Ибрагим открывай.
Дверь открылась, я шагнул вовнутрь, в комнате висело пыльное облако. Скрывшее от меня всё. Из этой пелены на меня надвинулось что-то серое и бесформенное и заговорило голосом Ибрагима. — Мухаммад, я видел многое в своей жизни, но такого я ещё не видал, — Взял меня за руку потащил туда, где лежало тело Хакима. На полу рядом с ним лежала груда всякого скарба, но больше всего мне бросились в глаза золотые динары.
— Ибрагим. — Я закашлялся, — накрой всё это и давай вынесем тело, за ним пришли.
Пока мы ходили, через оставленную открытой дверь, просочилось немного свежего воздуха и пыль, летавшая облаками, стала оседать вниз.
Вернувшись, мы заперлись. Ибрагим, который чуть ли не приплясывал от нетерпения, снял покрывало с этой кучи добра. Сел рядом и стал перекладывать вещи из одной кучки в другую.
Потом решил пересчитать деньги, под его бормотание и мелодичный перезвон, я осматривался. Кувшины, стоящие в углу были перевернуты, тряпки служившие пробками, вынуты и валяются рядом. Я прошел в угол, где умер Хаким, скатал рванье, которое служило ему ложем. Получившийся тюк, отнес к входу и оставил там. Когда прошел обратно, мне что-то не понравилось. Я вернулся обратно, сел на корточки и посмотрел в угол. На полу явственно проступила узкая полоска, встал, шагнул, она исчезла, вернулся, присел, и вновь увидел её на том же месте.
— Ибрагим, — Позвал я его, — Хватит считать мелочь, иди сюда, ты мне нужен.
— Ого, мелочь, я уже насчитал двести динаров, золотом, а ты говоришь мелочь. — Потом он окинул кучу и договорил задумчивым голосом, — Ну за это всё, ещё можно получить динаров десять.
— Ибрагим! Иди сюда, — Требовательным тоном позвал ещё раз.
— Ну что тебе.
— Иди сюда и присядь на моё место и посмотри в угол.
Нехотя он прошел и сделал как я просил. Потом встал, прошел туда. Провел рукой по полу.
— Здесь, очень тонкая щель, я не знаю, как это сделали, но подцепить это невозможно.
Потом, задрав голову вверх, посмотрел на окошко. — И света маловато.
С этими словами стал накручивать кусок тряпки на палку. Зажег. И наклонившись, стал осматривать более внимательно. Дым от факела стал подниматься вверх, загораживая и без того маленькое окошко, скоро вся клетушка заполнилась клубами едкого дыма. Я закрыл нос и рот, концом чалмы, и настолько низко пригнулся к полу, что почти лег на него. Уже почти ничего не было видно. Глаза слезились. Я уже хотел выползти за дверь, как прозвучал голос Ибрагима, — Есть. Нашел.
Раздалось шипение, погасшего факела, потушенного в миске с водой. Мимо меня прошла бестелесная тень, открылась дверь. Тонкая струйка воздуха скользнула вовнутрь, приподняла дымную завесу и потащила её в окно. Так мы и просидели некоторое время он за дверью я на полу с этой стороны. Вскоре стало возможным рассмотреть кучу лежавшую по середине.
— Ну что Мухаммад. посмотрим, что накопил твой Хаким. — Ибрагим прошел, вытащил из кучи две неприметных железки. В углу присел на корточки и вставил их еле заметные отверстия, повернул и с силой потянул вверх. Каменная плита скрипнула и поднялась, открывая темноту.
— Ибрагим, с чего ты вдруг решил, что Хаким имеет к этому отношение, — Я заглянул в непроглядную тьму. Подобрал маленький камешек и бросил, спустя мгновение он простучал по ступенькам.
На что мне молча показал две причудливо изогнутые железки. — Долго не мог понять, зачем они нужны тебе, круглые с поперечиной, и хитрой ручкой, нажимаешь, и половинка встает поперек. Отпускаешь, она выпрямляется. Отложил в сторону хотел спросить. А тут ты это нашел, а раз среди вещей было, значит Хаким, причем. Ну что кто первый полезет?
— А кто из нас воин, а кто лекарь?
— Тьфу, на тебя, трус. Хоть бы раз сказал, что я мужчина и сделал мужской поступок.
— Я сделаю, пойду позади, с вещами.
Ибрагим отошел к входной двери, закрыл её, задвинув засов, осмотрел хлипкое сооружение, покачал головой, — М — да, при желании её выбить, как два пальца о булыжник.
Подобрал тряпку, расстелил на полу, мы сгребли на неё весь скарб, получился довольно увесистый кулёк. Подвязали веревку, чтоб можно было повесить на спину, оставив руки свободными. Я перекинул через плечо, бывало и тяжелей. Пока мы собирались и готовились, прошло время. Ибрагим зажег новый факел, опустил его к низу, высветив первую ступеньку.