– Это пригодится тебе в столице, – сказал он, подмигивая, – где за каждую мелочь приходится платить и платить.
Роб поблагодарил, но мысли его витали далеко отсюда. Чем ближе к Лондону, тем сильнее овладевало им ожидание встречи.
На ночь разбили лагерь на крестьянском поле в Рединге, до родного города Робу оставалось меньше дня пути. В ту ночь он так и не уснул, пытаясь решить, с кого же из братьев – или с сестры? – начать.
На следующий день он начал примечать вехи, которые ему помнились: рощицу могучих дубов, высокий камень, перекресток дорог у подножия холма, где они с Цирюльником делали первый привал, и каждая такая веха заставляла его сердце биться быстрее, а душу петь. После полудня они простились с караваном в Саутуорке – купца ждали там дела. Саутуорк со времени отъезда Роба заметно разросся. С дороги им было видно, что на болотистом берегу Темзы, близ спуска к древнему парому, строятся новые склады, а у причалов на реке так и снуют суда из заморских краев.
Цирюльник пристроил Инцитата в поток повозок, проезжавших по Лондонскому мосту. На другом берегу людей и животных было столько и они так напирали, что ему не удалось повернуть повозку на улицу Темзы, пришлось поневоле тащиться там, где еще оставался проезд – по улице Фенчерч, через речку Уолбрук, а потом трястись по булыжникам Чипсайда. Роб с трудом мог усидеть на месте, ему казалось, что кварталы старых деревянных лачуг, словно посеребрившихся под дождями и солнцем, ветрами и снегом, ни капельки не изменились.
Цирюльник повернул у ворот Олдерсгейт направо, потом налево, на улицу Ньюгейт, и мучивший Роба вопрос, с кого же начать, решился сам собой: на улице Ньюгейт находилась пекарня, а значит, первой он навестит Анну-Марию.
Роб помнил узкий дом, в котором на первом этаже помещалась булочная, и жадно высматривал, пока не увидел его.
– Здесь, остановите! – крикнул он Цирюльнику и соскользнул с козел, не дожидаясь, когда Инцитат полностью остановится.
Однако, перебежав на ту сторону улицы, он увидел, что теперь здесь лавка, которая снабжает уходящих в плавание моряков. Озадаченный, он отворил дверь и вошел в лавку. Стоявший за прилавком рыжеволосый мужчина поднял голову на звук прикрепленного к двери колокольчика и кивнул.
– А что же произошло с пекарней?
Лавочник, почти скрытый за бухтой аккуратно уложенного каната, пожал плечами.
– А Хейверхиллы по-прежнему живут на втором этаже?
– Нет, там живу я. Но я слыхал, что когда-то здесь жили пекари. – И добавил, что лавка была уже пуста, когда он купил ее два года тому назад. Купил у Дэрмена Монка, который живет чуть дальше по улице.
Роб попросил Цирюльника подождать в повозке и бросился разыскивать Дэрмена Монка. Тот оказался человеком одиноким и был очень рад случаю поболтать. Дом старика был переполнен кошками.
– Так ты, значит, брат малышки Анны-Марии. Припоминаю, такая миленькая, вежливая девочка, настоящий котенок. Я был близко знаком с Хейверхиллами и считал их превосходными соседями. Они переехали жить в Солсбери, – сказал ему старик, поглаживая полосатую кошку с хищными глазами.
У Роба от волнения засосало под ложечкой, когда он вошел в дом совета старейшин плотницкого цеха. Там все до последней мелочи осталось точно таким, каким ему помнилось, вплоть до хлипкой стены, от которой отвалился большой кусок штукатурки над дверью – дыра была на своем месте. Вокруг стола сидели и пили несколько плотников, но ни одного знакомого лица Роб не увидел.
– А Бьюкерел здесь?
– Кто-кто? – Один из плотников поставил свою кружку на стол. – Ричард Бьюкерел?
– Да, мне нужен Ричард Бьюкерел.
– Умер он, тому уж два года.
Роб почувствовал, как сжалось сердце: Бьюкерел был так добр к нему!
– Кто же теперь староста цеха?
– Люард, – лаконично ответил тот же плотник. – Эй! – крикнул он кому-то из учеников. – Сбегай за Люардом, тут к нему парень пришел.
Из комнаты позади зала вышел Люард, плотный человек с покрытым рубцами лицом. Слишком молодой, чтобы занимать должность старосты цеха. Не выказав ни малейшего удивления, он согласно кивнул, когда Роб попросил отыскать адрес одного из членов гильдии. Всего несколько минут он листал пергаментные страницы толстой учетной книги.
– Вот! – сказал он наконец и покачал головой. – В старом списке здесь значился подмастерье по имени Эйлвин, но уже несколько лет против имени нет ни единой записи.
Никто в зале ничего не знал ни об Эйлвине, ни о том, почему он больше не значится в списках.
– Члены гильдии то и дело выбывают, зачастую они вступают в цех в каком-нибудь другом городе.