Генашио пересекал просеку в лесу, которая шла в глубину. По этой просеке стояли высокие столбы и по ним шли светлые веревки. Они провисали от столба до столба. Генашио подошел к столбу потрогал, потом прижался к нему и услышал гудение. Отодвинулся и снова прижался, снова гудение. Наверно, гудят серебристые веревки наверху. Интересно, для чего это все.
Послышался собачий лай, потом крик человека. Генашио поспешил на помощь. Когда он подбежал, то увидел, что большая темно-коричневая собака кидается на мужчину. Тот отбивается короткой палкой и кричит. Генашио подошел ближе и сделал короткий вскрик, которому он научился в детстве. Собаки боятся такого крика. Вот и сейчас собака замерла и уставилась на Генашио. Он сделал фигуру из пальцев левой руки и направил ее на собаку. Прямо на глазах собака опустила хвост, замолчала, виновато понурилась, развернулась и поплелась в лес.
Генашио еще какое-то время держал фигуру, потом опустил и увидел благодарные глаза мужчины. Мужчина был в поношенной одежде, лет пятидесяти с небольшим. С бородой, среднего роста и немного худощавый.
Он подошел и протянул руку, - Петр Михайлович. Генашио назвал свое имя. Петр Михайлович повторил, - Генашио? Странное имя, но бывает и такое.
Генашио пожал плечами, кивнул и в свою очередь повторил, - Петр Михалыч. Петр Михайлович улыбнулся, махнул рукой, - пусть будет так, и пожал руку.
Михалыч долго благодарил Генашио, потом пригласил в гости. По пути он поинтересовался странным акцентом Генашио, тот начал придумывать и объяснять что-то, Михалыч перебил и сказал, - да не надо ничего объяснять, у нас тут в саду кого только нет. В прошлом году дипломат продал свой участок, а два года назад даже потомок какого-то князя был, правда, это он сам так о себе говорил.
Они вошли в ворота, Михалыч держал в руках корзину. Там у него были шишки. - Жена заказала, - пояснил он, - для цветов.
Они прошли мимо Вериного дома, Генашио сказал, что он дальний родственник Веры и тут немного поживет. Потом прошли на другую улицу, дошли до дома средних размеров, по пути Михалыч здоровался со всеми, представляя Генашио.
Жена у Михалыча на две недели уехала к детям в другой город, и он оставался на хозяйстве один. Он провел по своему участку Генашио, похвастался своими изобретениями. У него была оригинальная подача воды в теплицу, он придумал свой капельный полив, эффективнее фабричного. Михалыч показал солнечные батареи, которые давали освещение для туалета, веранды, сарайчика. Генашио вежливо удивлялся, хотя и половины не понимал, для чего все это.
На веранде Михалыч накрыл стол, поставил закуску, достал графин с розовой жидкостью и налил по половине большой кружки.
- Давай за мое спасение. Ты быстро справился с собакой. Работал с животными? - спросил мужчина.
Генашио пожал плечами, качнул головой. Он мог, конечно, сказать, что занимался и не только собаками, но му трудно было это всё объяснить.
- А я, видите ли, в отпуске. На целых два месяца. Отправили меня из института в отпуск, я и решил на дачу, - мужчина повел рукой, - вот хозяйничаю. Жена уехала к дочери в другой город.
Они выпили. Вино было довольно вкусным. Намного вкуснее, чем вино времени Генашио. Здесь все было по-другому, и все это опять начало нравиться Генашио. Он откинулся на спинку старого стула и приготовился слушать. Он знал, что стоит человеку выпить и всё, начинаются разговоры. И каждый говорит о своих проблемах.
Они закусили консервами. Генашио с удивлением смотрел, как Михалыч тянет за кольцо наверху плоской банки и крышка снимается. А там рядочками лежат маленькие рыбки. И они довольно вкусные.
Так они сидели с полчаса, потом Михалыч начал говорить о своем начальстве, о том какое оно глупое, и даже тупое. Ничего не понимает, а суется туда, куда никак нельзя. И только мешает работать.
- Ты знаешь, Генашио, а я ведь грандиозное изобретение вот-вот закончу. За него я могу получить Нобелевскую премию. Но она мне не нужна. Это изобретение перевернет всю науку, да что науку… Всю историю человечества! Не хочу сильно хвастаться, но это будет революция в науке. Это будет гораздо значительнее, чем открытие электричества.
Генашио сидел и смотрел на увлеченного человека и даже немного завидовал. Сам он добился, чего хотел, но все равно осталось много непонятного, и сейчас, глядя на Михалыча, он тоже хотел творчества.
- Я ведь профессор, - признался Михалыч, - я ведь кроме научных изысканий учу студентов.