Семен? Он?
Вопросов больше чем ответов, подумал Максим. И, вообще, пока у меня в багаже одни только светлые, жизнеутверждающие воспоминания. Он вспомнил вспышку перед глазами и непроизвольно передернул плечами. Не дай бог кому такие воспоминания пожелать. Только, злейшему врагу, быть может.
Н-да….
Хотя теперь я знаю самое главное, решил Максим с оттенком оптимизма.
У меня совершенно точно где-то есть мама.
Иван Житцов
Иван вернулся, когда костер уже почти догорел и утренний ветерок неуверенно ворошил тлеющую золу с угольками.
Сел поодаль, обхватив колени. Рядом бросил пакет с оставшимися бутылками. Таким наполненным и живым Иван не чувствовал себя уже очень давно. Сегодня ночью он веселился на огненном карнавале. Он впитал в себя наслаждение празднества целиком, все, до последней капли и под конец даже ощутил некоторую усталость.
Было все, как и обещал демон.
И задорный треск дерева, и звонкие переливы лопающихся стекол, и загадочный шепот горящей резины. Штукатурка, рассыпаясь, открыла Ивану свои новые секреты. А взрывающаяся черепица порадовала фантастическим фейерверком.
Как жаль, что друзья не могут разделить его радость!
Иван покосился на спящих.
Они лежали вповалку, там, где Иван их вчера и оставил. Семен Семеныч, старый трюкач, в совершенно невозможной позе спал рядом с посапывающим Вовчиком. Неподалеку валялись две пустых бутылки с остатками нехитрой закуски, а дальше — весельчак Понюшка храпел, закинув ногу на Галину. А сама Королева спала, свернувшись на вчерашнем кейсе. Вернее, на кейсе были ее прекрасные ноги со спущенными до колен поистрепавшимися колготками.
Поначалу Иван даже внимания не обратил на эти несчастные колготки. Так, скользнул взглядом, восхитившись, как обычно, совершенством женских ног. Ну, и что с того, что сплошь одни синяки? Главное же не форма, а содержание.
А потом в его уставшей от карнавала голове шевельнулась Плохая мысль. Через мгновение она уже обрела цвет и форму. Иван подскочил, словно ужаленный. Подошел ближе, приглядываясь.
От нестерпимой муки его затрясло, словно в лихорадке.
Она… Мне…? С кем?!
С кем же ты легла, дура?! С Понюшкой?! Что с того, что он плюется дальше всех? Неужели знание трех тысяч семисот двух анекдотов дает какие-то преимущества перед настоящим чувством?
ГАЛЯ!
Любимая!
Иван упал на колени и расплакался.
Как же ты могла, бесстыдница! Как же ты… Я же сгораю в пламени любви!
— Пусть сгорит в нем и она, — подсказал внутри Ивана голос демона. — Пускай они все сгорят, нечестивые предатели.
Воистину, пусть, прошептал вслед за ним зачарованный Иван, размазывая слезы по закопченному лицу. Пусть очистятся от своей грязной жизни и мерзких дел. Ему внезапно стало гораздо легче.
Он вернулся к брошенному пакету и достал первую бутылку. Отвинтил плотную крышку и вдохнул пьянящий запретный для него аромат. Гиена Огненная спасет всех вас. Я стану проводником огня и приведу его к вам в дом.
Начал он с Семен Семеныча. Старый фокусник не раз воровал у него последние деньги. Часто не оставлял ничего на опохмел, выпивая все до капли. Да и к Гальке частенько пытался прислониться, гад. Семен Семеныч глухо заворочался во сне, когда ему на лицо упали первые капли бензина. Иван тщательно и щедро полил его тело, сморщенную грязную кожу в волдырях и очень давно не стираную одежду.
Потом перешел к Вовчику.
Смачивая бензином его обвисшие тренировочные, Иван пытался вспомнить о нем хоть что-то хорошее. Не вспоминалось ничего. Он не знал, почему все вокруг его называли калымщиком. Иван и слова-то такого не знал. Может быть, Вовчик был родом с Калымы? Приехал в Москву на заработки и потерялся в огромном, ежедневно требующем новых жертв голодном городе?
На Вовкиной драной куртке бензин кончился. Иван аккуратно стряхнул последние капли и, перешагнув через калымщика, вернулся к пакету за новой бутылкой.
Как-то они с Вовкой подрались. Ссора вышла крупная, да и право дело, разве дележ сломанного утюга не стоит крови? Иван мечтал подарить его Гальке, тем более и праздник женский был на носу. А Вовчик все никак не желал с утюгом расстаться.
Это тебе за мой разбитый тогда нос, подумал Иван, тщательно заливая Вовкину оголенную шею. А это за вывихнутый палец.