Улыбался он здорово.
Честно и открыто, располагающе. Даже не верилось, что этот человек изо дня в день возится с трупами, оформляет проституток и утихомиривает бомжей.
Петровский улыбнулся в ответ.
— Ну, что, посмотрим? — спросил он.
В «обезьяннике», за толстыми стальными решетками, сидело двое.
Прямо напротив входа, прислонившись к стене, спала объемная тетка в грязных лохмотьях. От нее ощутимо несло перегаром и несвежим телом. Хотя, в помещении царил все-таки другой запах. Тарас принюхался. Резко и сильно пахло бензином.
— Мы его часа два назад взяли, — рассказывал майор, звеня ключами. — За пару кварталов от вашего пожарища. Никакого сопротивления. Брел себе по улице и бормотал что-то под нос. В руках нес бутылку с бензином, да и сам, как видите, настолько провонял, что хоть нос затыкай.
— Он что-нибудь говорил? — поморщился Петровский от резкого запаха. — Хоть что-то?
— Молчит.
— Ну и вонища! — произнес Тополев в сердцах.
— Хорошо, что посетителей сегодня у нас мало, — весело заметил сержант.
Майор открыл дверь камеры и строго на него посмотрел.
— Синицын, — спросил он. — А ты что здесь делаешь?
— Объясняю дислокацию, товарищ майор! — бодро отрапортовал сержант.
— От двери объясняй.
— Понял.
Друг за другом они вошли в камеру.
Второй задержанный сидел в самом дальнем углу темной безжизненной тушей.
— Свет у нас сегодня полдня барахлит, — пояснил майор, зажигая фонарик. — Только завтра починить обещали.
Вблизи бензиновая вонь была просто нестерпимой.
Луч фонарика осветил грязные руки, драный темный пиджак и помятые брюки, неловко заправленные в бежевые резиновые сапоги. Луч поднялся выше, к пятнистой байковой рубашке, тонкой шее и остановился на давно небритом заросшем лице. Маленькие глубокопосаженные глаза лихорадочно поблескивали во мраке. Толстые губы быстро шевелились, словно задержанный читал про себя какую-то нескончаемую молитву.
— Вот так и сидит часов пять, — констатировал майор. — Шепчет про себя что-то, на вопросы не отвечает. Кто, откуда — ни малейшего понятия.
Тарас, сдерживая дыхание, что бы не задохнуться, присел на корточки. Прислушался. Задержанный быстро читал первые строки «Отче наш», как скороговорку, по кругу, еле уловимо при этом покачиваясь.
— Ты кто? — спросил Петровский, тронув его за руку.
— Тарас Васильевич, — встревожено произнес за его спиной Антон.
— Да бессмысленно все это, — сказал майор. — Мы его уже и так, и сяк пытались. Ноль эмоций.
— Он словно в трансе, — кивнул Петровский и полез в карман пиджака. Повозившись там несколько секунд, вытащил руку с зажигалкой.
— Тут же бензином все провоняло! — вскрикнул Тополев.
— Он знает, — сказал майор, отступая на шаг.
Длинный язык пламени осветил на мгновение камеру.
Петровский поднес зажигалку к глазам бомжа и поводил мерцающим огоньком из стороны в сторону.
Наверное, раньше это был приличный и интеллигентный человек. Может быть, даже человек науки. А потом, спился, потерял квартиру, работу, жену и стал еще одним солдатом в неисчислимой армии бомжей, ночующих по подвалам.
Издержки капитализма, подумал Петровский. Как отвратительно, что этими издержками оказываются люди!
Огонек зажигалки задрожал в глазах бомжа.
И внезапно они дернулись.
— Пить, — достаточно внятно попросил он.
— Позже, — произнес Тарас, не убирая зажигалку. — Ты кто?
— Иван… Иван Житцов…
— Зачем ты это сделал?
Бомж несколько раз дернулся, словно в судорогах.
— Что сделал?!
— Поджог вчерашний.
— Ах, это…, — как показалось Петровскому, с облегчением произнес Иван. — Страшный человек… Демон…приказал…. Дал денег…
— На бензин?
— Дал денег…
— На бензин? — переспросил Петровский.
— Да…, — произнес бомж одними губами.
Говорить ему, очевидно, было трудно.
— Как он выглядел?
Бомж молчал.
— Как выглядел страшный человек?
Его губы вновь вспомнили о молитве.
Петровский закрыл зажигалку и поднялся.
— Дайте ему воды, — посмотрев на майора, сказал он. — Может еще что-нибудь расскажет.
— А ловко вы это проделали, — восхитился тот. — Надо будет взять на вооружение.
— Берите, — пожал Тарас плечами. — Только зажигалку лучше не одноразовую иметь — иначе пальцы сожжете. Кстати, мне почему-то кажется, что совершил он не только поджог.