— Толик-то? — хмыкнул Вепрь. — Однозначно. Он очень талантливый мальчик.
— Но ты сейчас хоть что-то можешь сказать предварительно?
— Предварительно? — переспросил Вепрь. — Конечно. Полный контроль над человеком может перехватить маг только очень хорошего уровня. Пятого-шестого, не менее.
— Много таких из диких?
— Нет, Тарас. Можно пересчитать по пальцам. Трое в Совете, шестеро заделались отшельниками.
— А Полинок со своей бандой?
— Банда, — усмехнулся Вепрь. — Банда расформирована. А Настенька уже года как два назад задавила свою Тень. Теперь она обычная обывательница. Кушает по утрам йогурты, да похотливого мужа пасет.
— Плохо, — констатировал Петровский. — Значит, появился кто-то новый. Но он меня знает, вот в чем дело!
Вепрь задумался.
— Это в корне меняет суть, — заметил он после размышления. — Насчет уровня, Тарас, возможны исключения. Например, некроманты могли стать кукловодами уже на втором-третьем. К счастью, их уже почти не осталось.
— Вообще?
— Землетрясение в Армении помнишь? Там практически их всех и ухлопали.
— Практически?
— Так и я о том же. Был один паренек талантливый. Помнишь столкновение в Подольске? Помнишь, Тензора?
Трубка в руках Петровского дрогнула. Четыре трупа со стороны «Полночи». Как такое можно забыть?
— Помню, — кивнул он.
— Он ведь тогда выжил?
— Да.
— Тогда, думаю, наш старый недруг подкопил силенок и выбрался, наконец, из небытия.
— Вот что, Вепрь, — решил Петровский. — Приезжай-ка в офис, и будем с его личным делом разбираться.
Прикрыв рукой трубку, он покосился на Тагоева.
— Леша, — спросил Тарас, — у нас ведь есть дело на некого Тензора?
Тагоев засуетился.
А через двадцать минут ругани, поиска по компьютеру и запыленным стеллажам, выяснилось, что никакого дела в архиве на Тензора не существует.
Таинственный наследник некромантов стер о себе малейшее упоминание.
Максим Дронов
Он пытался и не мог проснуться.
Круговерть сновидений, нет, скорее, непрерывная цепь воспоминаний не давала ему освободиться. Максим снова и снова переживал то, что не мог вспомнить. Действительность перемещалась с прошлым. То он вставал и, глядя на спящую Алену, начинал одеваться, то снова ощущал себя уткнувшимся лицом в подушку на диване. Только он шел по Новому Арбату, ощущая ветер и накрапывающий дождь, то уже лежал, кутаясь в теплое одеяло. Ему было то жарко, то начинало знобить. Петровский, бормотал он. Что же ты мне дал, Петровский? Кем ты меня сделал? В один из таких моментов Максим увидел Алену.
Она стояла в дверях, одетая, элегантная, красивая и смотрела на него. Из прихожей за ее спиной лился свет.
— Дверь захлопни, если будешь уходить, — сказала Алена. — А лучше меня дождись.
Максим кивнул и не поверил собственным глазам.
Он снова шел по Новому Арбату.
Он оглянулся.
Алены и ее прихожей нигде не было видно.
Он начал соскальзывать куда-то еще глубже. Асфальтовая мостовая надвинулась, он закричал и внезапно оказался в маленькой комнате за уютно освещенным столом. А в руках его поблескивала капсула с лекарством Петровского.
Самое неприятное в жизни — когда чувствуешь себя полным идиотом.
Максим эту мудрость усвоил еще в детстве, когда слишком прямолинейно воспринимал шутки одноклассников. Потом, когда он вырос, чудесное состояния полного отупения ему приходилось испытывать все реже и реже, поэтому сейчас, когда он ощутил его приближение вновь, его обуяла даже своего рода радость. Приятно, знаете ли, изредка побыть дураком, хотя бы в собственных глазах.
Он откинулся на спинку кресла и с удовольствием закурил.
Он ничего не понимал.
Состав, который находился в пробирке, не напоминал, нет, это была самая обыкновенная и настоящая кровь.
Конечно, как человек, всю жизнь занимающийся химией, он являлся достаточно узким специалистом, но, тем не менее, тесное общение с тем, что раньше он считал обезболивающим, многому его научило. Биологом в их цехе был Шура, вечно носившийся с какими-то пробами крови, с мышками, морскими свинками и Максим на мгновение пожалел, что его нет рядом. Э, нет, брат… Шура ведь тоже один из них, напомнил сейчас же Максим сам себе. Он меня предал тоже. А кровь…
Максим посмотрел на пробирку. Кровь заговоренная, сказал он себе и тихонько рассмеялся. Интересно, если меня будет невозможно убить обычными методами, то какими можно? Каким-нибудь супермегабластером, что ли…?