— Ах, как лопались стекла, Ваня! — мечтательно произнес демон. — С таким серебристым веселым звоном… И запах, вспомни. Аромат мечтательности и размышлений, Ваня.
— Огоньки, — поднял голову Иван. — Много огоньков, скачущих, сливающихся, перетекающих друг в друга.
— Мириады волшебных огоньков, — согласился демон. — Хочешь посмотреть?
— Хочу, — вздохнул Иван. И почувствовал, как затряслись в предвкушении руки. — Очень хочу, друг мой.
Вадим Немченко
Крик терялся под высокими сводами ангара и многократным эхом отдавался в ушах.
Вадим брезгливо поморщился.
Парень, привязанный к стулу, оказался неожиданно голосистым и выносливым. А два часа долбанной воспитательной работы были потрачены впустую.
— Дальше? — деловито поинтересовался Сашок, поднимая налитые кровью глаза. Его пальцы нервно поглаживали сталистую проволоку. — Поехали?
— А смысл? — досадливо пожал плечами Немченко. — Давайте сюда девку.
Он присел на корточки, доставая сигареты.
За длительное время беседы лицо парня напротив превратилось в кровавое месиво. Сквозь местами уже спекшуюся маску проступал переломанный нос и губы, ставшие теперь чем-то черным распухшим страшным. Глубоко в прорезях маски лихорадочно метались обесцвеченные болью глаза.
А, симпатичный был мальчик, подумал Вадим. Жаль дурака. Чертовски жаль.
— Знаешь, друг, что теперь будет? — затягиваясь, произнес он.
Сашок позади фыркнул.
— Знаешь?
Черные корка на месте губ шевельнулась и выплеснула наружу кровь.
— Не слышу. Что?
— Мрази… — прошептал парень, однако выходило у него что-то вроде «ма-а-си».
— Значит, знаешь, — удовлетворенно кивнул Немченко. — У тебя хорошая сучка. Красивая. Породистая. Ты все еще раздумываешь о молчании? Или нет?
— Ма-а-си…
— Вот что я тебе скажу, друг, — Вадим внезапно ощутил усталость и тоску. — Люди не понимают насилия. Они смотрят его по телику, читают о нем в газетах, встречают на улице. Но это насилие их не трогает по настоящему. Ведь оно направлено не на них. Так… На кого-то… Кого-то нереального убивают, пытают, насилуют…. Каждый полагает, что его-то точно пронесет…. Конечно, он не такой, он счастливый… Верно? Ты ведь тоже так думал? Что родился под счастливой звездой?
Немченко несколько раз затянулся.
— Сегодня твоя звезда закатилась…. В общем-то, она закатилась еще тогда, когда ты первый раз засунул руку в мой кошелек. Подобная дискуссия с того несчастного момента стала лишь вопросом времени. Поэтому, давай на чистоту. Для тебя здесь все уже закончилось. Это не подлежит ни обсуждению, ни просьбам. Но ты еще можешь купить жизнь своей девки. Своей любимой, ни в чем, собственно, не виноватой женщины. Которая, как мы с тобой оба понимаем, просто проходила мимо. Я даже готов пойти на то, что бы отпустить ее за мои деньги. Ответь мне: ну, разве это не настоящий гуманизм?
Сашок позади фыркнул.
Парень молчал.
— Не хочешь, — грустно констатировал Немченко. — Тогда давай я тебе расскажу, что сейчас с ней случится. Для начала бабу твою используют по прямому женскому назначению, а потом ее будут резать. Медленно. С удовольствием. С перекурами и передышками. Видел когда-нибудь, что, на самом деле, у баб под кожей? Думаешь, любовь и красота? Нет, братишка…. Все, как у нас — одно большое сплошное дерьмо….
Парень безмолвствовал.
— И если ты не вмешаешься, ее сегодня тоже не пронесет. Она, как и все люди, сделана из обычных костей и мяса. Видишь, я с тобой полностью откровенен. А ты?
Бульканье крови.
— Ма-а-си…
— К черту! — сплюнул Вадим и отшвырнул сигарету, поднимаясь. — Где вы там?!
Девчонка уже не сопротивлялась. Она бессильно висела между Костей и Толяном, словно груда мокрого белья, развешанного между двумя крепкими столбами. Веревкой были руки.
Длинные спутавшиеся волосы, легкое платье. Красивое лицо с кровоподтеком на левой щеке. Лет девятнадцать. Хороша, подумал Вадим мельком. И ведь любит, его, падаль, любит. Как она вцеплялась Сашку в лицо? Как дикая кошка за котят. Ну, почему же всяким уродам достаются такие достойные женщины?
— Ну? — обернулся Немченко к парню. — Последняя возможность.
Вместо ответа проснулся телефон у него в кармане.
На втором такте мелодии из «Кармен» Вадим поднял трубку.
— Да? — произнес он, и в этот момент девчонка издала нечеловеческий, переходящий в ультразвук крик. Так обычно завывают корабельные сирены — тоскливо и протяжно, опустошающее безнадежно.