— Так карты говорят? — попытался сострить Немченко.
— Так говорю я.
— Мне его брать? Ну, если встречу…
Голос помолчал.
— Завтра решим, — после паузы сказал он. — Посмотрим вначале, оглядимся. Так что ложись спать. День у тебя завтра будет очень трудный.
— Совершенно не хочу.
— Нет, Вадим. Ты очень хочешь спать.
И внезапно Немченко почувствовал, как веки отяжелели, а глаза сами собой закрываются.
— Эй, погоди… — начал было он.
— Поспи, Вадим, — оборвал его Голос. — И возьми с собой завтра к Борзову хорошую крепкую команду. Обязательно возьми.
А Немченко уже спал.
Голова его безвольно опустилась на стол, а тело распласталось по креслу.
Во сне, взявшись за руки с давно умершей женой, он шел по залитым солнцем Воробьевым горам. Шел и беззаботно счастливо улыбался.
А вокруг них цвело лето. И даже тени от ног не падали на горячий асфальт.
Своим друзьям Голос умел дарить хорошие сны.
Часть третья
Конец пути
Тарас Петровский
Тополев, с утра пораньше вновь занялся подготовкой ударных групп. Вначале Петровский решил было привлечь к процессу Кравченко, но Анатолий рано утром ворвался в его диванный сон в кабинете с потрясающим известием: злоключения со вчерашним бомжом не окончились.
— Он что — выжил что ли? — спросонок буркнул ничего не понимающий Петровский.
— Он же не терминатор, Тарас Васильевич, — усмехнулся Кравченко. — Однако дел успел наворотить — только держись. Помимо себя сжег еще четверых около вокзала. Трупы только сегодня утром обходчики нашли. Так что меня снова тягают в милицию для дачи объяснений.
Петровский вспомнил свое ощущение в отделении. Странную уверенность, что бомж сделал что-то еще более ужасное, чем банальный поджог.
— Успехов, — пожелал тогда Кравченко Тарас и поднялся.
Он почти совсем не спал этой ночью.
Зачем Тензору мог понадобиться Дронов? Тарас видел только одно применение. Максим через несколько часов, должен был превратиться в идеальное оружие убийства. Неуязвимое и неотвратимое. Стать настоящим нечеловеком. А при грамотном использовании и руководстве теряющий личность Максим мог бы превратиться в оживший кошмар из снов.
Умывшись в туалете, Петровский едва не столкнулся с секретаршей. Лизочка сегодня оказалась непривычно пунктуальна.
Лиза, существо очаровательное, прекрасное и возвышенное, была секретаршей Петровского и своего рода уникумом. За многие годы жизни Тарас не встречал более редкостной и самовлюбленной дуры. В офисе ее держали из-за великолепных форм, томного голоса и скорости печати на компьютере, по крайней мере, так уверял Антон. Впрочем, у Тараса были сильные сомнения в том, что Лизин рабочий день заканчивается на работе. Что-то вы там суетитесь, товарищ Тополев, подумал мельком Петровский.
— Доброе утро, Тарас Васильевич, — поздоровалась Лиза, включая компьютер.
— Привет, — кивнул Петровский. — Что у нас на сегодня?
Лизочка быстро окинула взглядом перекидной календарь.
— Встреча с Нелетовым, Тарас Васильевич.
— Вот, черт! — в сердцах произнес Петровский. — А перенести никак нельзя?
— Он же на симпозиум уезжает вечером, — пожала Лизочка идеальными плечиками.
— Ладно, — согласился Петровский. — Что еще?
Она наморщила лобик.
— Больше — ничего.
— Ладно, — кивнул Тарас. — Во сколько его ждать?
— В десять.
— Хорошо. Только, Лиз, сделай мне крепенького кофейку, ладно? А то никак проснуться не могу.
— Опять в офисе ночевали? — нахмурилась Лизочка, переобуваясь под столом. — Совсем вы себя не бережете, Тарас Васильевич.
— На том свете побережемся, — отшутился Петровский и исчез за своей дверью.
Разминаясь, набрал телефон Тополева.
— Доброе утро, Тарас Васильевич, — поздоровался тот.
— И тебе. Что с оцеплением?
— Пока все тихо. Народ потихоньку на работу собирается.
— Но Гальцев-то точно не ошибся?
— Точно, — усмехнулся Тополев. — Он после вашего вчерашнего клистира носится как угорелый. Сейчас спутниковые антенны в машинах размещает.
— А вот это правильно, — одобрил Петровский. — Любая мелочь сегодня сгодится может.
— Когда выдвигаем ударные группы, Тарас Васильевич? — понизив голос, спросил Тополев.
— Скоро, — только и смог ответить Петровский.
Положив трубку, он задумался. Он сам не мог понять, чего ждал. Какого-то знака, сигнала что ли? Знамения, способного изменить чью-то судьбу. Петровский даже знал, чью. Без сомнения, Максима Дронова.