— Развлекаешься? — расслышал сквозь визг холодный голос Вадим. Этот проклятый Голос он хотел бы сейчас слышать меньше всего.
— Закройте ей пасть! — рявкнул Вадим, прикрывая трубку. — Ну?!
Выстрел гулко прозвучал в пустоте ангара.
Грузное падение…
Удаляющийся серебристый звон гильзы, скачущей по бетону.
У Вадима что-то оборвалось внутри. Он прикрыл глаза и несколько секунд постоял так, не оборачиваясь. Два часа…. Два, твою мать, моих часа…. Сорок тысяч долларов…. Все напрасно…
Немченко знал уже, что может увидеть, обернувшись.
— Опять твои остолопы напортачили? — сочувственно осведомился Голос в трубке.
Волна бешенства накрыла Вадима с головой.
ДВА МОИХ ЧАСА!!!
МОИ ДЕНЬГИ!!!
Он повернулся, вырывая пистолет из-за пояса. Его лицо свело судорогой от злости.
Девчонка лежала на полу, ноги ее были неестественно вывернуты, а около головы растекалась черная лужа крови. Сашок изучал ее с интересом из-за спины изуродованного парня, левый — Костик — тупо стоял, переваривая происшедшее, а правый — Толян — с довольным видом прятал ствол в кобуру подмышкой. Ослепленный бешенством Вадим увидел только его конопатое лицо с бородавкой на нижней губе, да раскинутые на полу ноги девчонки.
ДВА ЧАСА!!!
Его пистолет привычно дрогнул в руке, роняя гильзы.
На лбу Толяна лопнули кровью два волдыря, он поднял руку, недоуменно посмотрел на ладонь, ставшую красной и навзничь рухнул назад. Сашок с Костиком залегли. Остались только Вадим и его пленник, с искаженными болью прорезями маски, искаженными болью не физической, но душевной. На мгновение Вадим встретился с ним взглядом. Там была вся правда о жизни и смерти. Готовность к вечному Пути и нечеловеческое горе. И спокойная готовность уйти.
Люди иногда достигают предела чувствительности к физической боли. Но после пересечения предела боли душевной, тратить дальше время бессмысленно.
Я окружен идиотами, с ненавистью подумал Вадим и еще два раза нажал на курок.
И только когда выстрелы умерли в вышине ангара, поднял трубку.
— Да, — произнес он, выдохнув сквозь сжатые зубы. — Немного опять напортачили. Но теперь я готов поговорить.
— Давай-ка выйдем на улицу, — посоветовал Голос. — Подальше от вашего занятного шоу.
Солнечный день резко контрастировал с полумраком ангара. Вадим поморщился и невольно отступил в горбатую металлическую тень. Бабье лето, мельком подумал он. Лето мертвых молоденьких баб.
— Отошел? — отечески осведомился Голос.
— Почти. Что хотел?
— Сразу к делу, Вадим. Мне нужен один товарищ. Очень нужен. Уверен, ты сумеешь его для меня найти.
— С какой стати? — буркнул Немченко.
— А наша дружба?
— Ты о чем?
— Понимаю, — ответил Голос после паузы. — Иногда разочарование готово свести с ума. Зря потраченное время, нервы… А, знаешь ли, ты вообще все это зря затеял. У парня денег не было. Он и в самом деле не знал, куда они делись. Он не соврал тебе ни полслова. На твои деньги теперь бомжи у Казанского вокзала бухают, те, что уперли его кейс.
— Мой кейс, — машинально поправил Немченко, и тут до него дошло. — Откуда ты знаешь?!
— Есть многое на свете, друг Горацию, что и не снилось нашим мудрецам, — нараспев процитировал Голос, хмыкнув. — Я очень многое знаю, Вадим. А ты опрометчиво отказываешься от моей дружбы.
У него перед глазами встали безвольно раскинутые ноги девушки на бетонном полу ангара. Девятнадцать лет. Немного младше моей Машки… Еще плюс один грех на душу.
— Я смогу их найти? Твоих якобы бомжей…
— Со мной ты сможешь все, Вадим.
Немченко облизал пересохшие губы.
— Зачтено, — кивнул он. — Что за товарищ тебе нужен?
— Паренек один шустрый, — сказал Голос. — Живой и невредимый. По своим каналам я выяснил его имя. Он очень опасный человек, а теперь в бегах.
— Убил кого-то? — поинтересовался Немченко.
— Нет еще…, — с сомнением произнес Голос. — Но убьет, в этом я совершенно уверен. Только есть у меня к тебе огромная просьба. Ради бога, Вадим, не посылай на его поиски своих тупорылых костоломов….
— Договорились. А бомжи?
Голос на мгновение словно бы задумался.
— Самое начало второго пути, — ответил он. — Под платформой. Их трое, а то, что можно еще считать женщиной — четвертая, спит на твоем кейсе, ножкой во сне подергивая.
У Немченко перехватило дыхание от злости.
— Понял, — еле сдерживаясь, произнес он. — Жду на почту материалов по твоему интересу.