– Это – кровь?
– Где? – не понял Тарас.
– В пробирке, – уточнил Максим.
Тарас помолчал секунду.
– Да, – сказал он. – И что?
– Зачем мне вводить себе чью-то кровь?
На том конце трубки повисла пауза, Максиму даже показалось, что связь оборвалась.
– Алло! – сказал он.
– Чего кричишь, – произнес Тарас, – слышу я. Тебе надо было – вот я и дал. Не хочешь – не вводи. И отвяжись ты от меня, ради Христа.
– А если там – СПИД?
– А тебе не все ли равно? – ехидно поинтересовался Тарас. – Тебе всего пара дней осталась. Они, кстати, не звонили?
– Кто? – на этот раз не понял Максим.
– Твои компаньоны.
– А-а… Нет.
– Завтра позвонят. Готовься.
– К чему?
– К разговору, балда! – не выдержал Тарас. – И вот еще. Зачем ты мне мертвым нужен, а? Подумай. Это я касаемо СПИДА в пробирке, понял?
– Так что же там?!
– Твое спасение, – сказал Тарас и нажал «отбой».
Максим почесал за ухом и вновь посмотрел на пробирку. Его мучили серьезные сомнения. Он всегда очень уважительно относился к своим венам. Пару раз у него брали кровь, и это оказалось довольно мучительным переживанием. Максим вспомнил, как это делали в поликлинике, и его передернуло. А уж сам себе… Хотя, что ему остается? Конечно, есть альтернатива – ничего в вену не впрыскивать, а просто ее перерезать. Говорят, быстрая и легкая смерть, если режешь в теплой воде. А спину тебе вымоют уже потом…
«Остроумно, – похвалил Максим сам себя. – И все же… Что мне со всем этим делать?»
Он покатал пробирку по столу.
«Вернуться назад? – Его передернуло. – Синтезировать «Сигму» два, три, десять? Зная, что за дверями офиса, на улицах и в грязных подъездах умирают люди, не понимающие мощи нового дешевого белого счастья? Непыльная работенка, любимые мои склянки, отличная зарплата… А ведь меня взяли бы обратно. Я же талант. Ну, Семен бы немного поорал. Премиальных бы лишили на месяц. Ну, как? Вернемся? – Максим честно подумал. – Нет, – решил он. Я не убийца. Не хочу и не буду. Решено».
Тогда бежать? Куда? Почему-то вспомнился «Сибирский цирюльник», тот эпизод, где любвеобильная американка приехала к Меньшикову в Сибирь, в ссылку. Н-да… А что? Завести семью с дояркой, детей, стать прославленным агрономом. Уж в чем, в чем, а в удобрениях-то он разберется. И никакой тебе грязи, пыли, безумной столицы…
«Что скажешь? – обратился сам к себе Максим и сам же ответил: – Не выдержу. Убегу оттуда через месяц. Так и буду бегать всю свою оставшуюся жизнь… Значит, остается одно. Стать нечеловеком. Кстати, а что это значит?»
Он протянул руку к телефону, но потом посмотрел на часы. Черт! Без десяти двенадцать. Поздно уже. Но, в самом деле, не каждый же день люди превращаются в НЕЧТО!
Очевидно, у Тараса Петровского на этот счет было совершенно другое мнение. Несколько минут Максим слушал длинные гудки, потом повесил трубку.
Внешне он останется прежним… а внутренне? А вдруг?
«Хватит, – приказал он себе. – Выбор-то прост. Возвращаться я не хочу, бежать тоже. Так что либо в могилу, либо лекарство. Что выбираем?»
Какая-то трусливая, крошечная часть его сознания тихонько зашептала в уголке:
– Да брось ты, Макс. Обойдется. Побазарите, договоритесь. Ты же много сделал для Семена, он это, конечно, учтет.
– Нет, – ответил ей Максим. – Не договоримся. Я же все о них знаю. Поэтому – либо я с ними, либо нигде.
Оставалось одно. Он поднял капсулу. Спасение… В памяти всплыло то утро с ребятами, и снова волной поднялась ненависть. «Вы заплатите, – подумал Максим. – Все и за всё. Только уже после моей смерти».
Поднявшись, Максим осторожно выбрался в коридор. Судя по свету из-под двери маминой комнаты, она еще не спала. Наверное, лежит в кровати и пялится на очередную ерунду по телевизору.
На цыпочках он прокрался в ванную. Прикрыл дверь и, опершись о край раковины, посмотрел на себя в зеркало. Что ж, прощай, безликий рядовой Максим Дронов. Здравствуй… кто? Он помотал головой и открыл дверцу шкафчика. Одноразовый шприц лежал в аптечке. Иголка в обнимку с черным резиновым жгутом притаилась рядом.
Прокравшись обратно, он тщательно закрыл за собой дверь комнаты. Разложил на столе принадлежности и взял пробирку в руки…
Ничего не произошло.
Несколько секунд Максим смотрел на поблескивающую капсулу, потом положил пустой шприц на стол. Неумело снял жгут, прислушиваясь к своим ощущениям. Немного болела рука на сгибе после укола, а во рту чувствовалась горечь. Новых ощущений не добавилось. А чего он хотел? Немедля превратиться в трехголового монстра?
«Наверное, действие не начинается сразу, – подумал Максим. – Ты, парень, как Алиса в Стране Чудес. Сейчас откуда-нибудь выскочит белый кролик и радостно заорет: «Хелло! Добро пожаловать на борт «Ностромо»! Хм… Разве так назывался космический корабль в «Чужом»? Да, вроде бы…»
Яркий свет резал глаза. Он приподнялся и выключил люстру. Комната погрузилась в полумрак, и сейчас же захотелось музыки. Чего-нибудь тихого и лиричного. Расслабляющего. И никаких радостно вопящих кроликов…
Максим задумчиво провел пальцем по стопке компакт-дисков, выбирая. Что-нибудь типа… Он извлек диск, вставил его в приемник и плюхнулся на диван. Тихо замурлыкали «Yello».
«Парень, – внезапно мелькнула мысль. – А ведь это твоя последняя ночь в образе человека. Или ты не изменишься? Только внутренне… это как? Что же будет?»
Голова стала тяжелой, и захотелось лечь, растекшись по дивану, и уплыть на волне музыки. Максиму стало совершенно все равно, кем он проснется завтра. И проснется ли вообще. «Все-таки подсунул Петровский мне, гад, наркоту, – лениво подумал Максим. – Предположим, берется кровь наркомана, сразу после введения дозы…»
Эту дельную мысль Максим не успел додумать, потому что сон навалился, будто тяжелая перина, и накрыл его с головой.
Ненадолго.
Сон в воспоминании послужил ему пропуском в реальность. Максим сел на диване, озираясь. Он плохо понимал, где он и что с ним. В комнате было светло. На огромном дереве рядом с окном сидела ворона и пристально разглядывала его сквозь стекло. Откуда-то издалека доносился детский гомон. Рядом с диваном, на полу, стояла огромная чашка с остывшим чаем.
Он сейчас же все вспомнил. Алена! Чудесный, дорогой человек. Максим сделал несколько жадных глотков. Горло почему-то саднило. Он помотал головой, пытаясь прийти в себя. Покрутил чашку. Надписи «Daddy» сбоку не было. Наверное, Алена решила не напоминать ему о своем бывшем супруге и неудачном замужестве.
Максим потер виски. «Ну и сны у меня, – подумал он с иронией. – Впору подниматься и вызывать «скорую» из психушки. Что же, попробуем разобраться. Я встретился с этим Петровским, приехал домой (где же мой дом, в самом деле?), и… – Его пробил озноб. – И я вколол себе какую-то дрянь!»
Он лихорадочно закатал рукав халата и уставился на сгиб локтя, там, где синели вены. Никаких пятнышек, точечек… Так вколол или нет?
Максим вспомнил сон. Ощущения и переживания, связанные с уколом, были настолько реальными, что он поежился. Тогда почему нет следа? А должен ли он быть на вторые или третьи сутки?
На него будто выплеснули ушат холодной воды. Он вспомнил свою вчерашнюю встречу с собаками. Кем же он стал после укола? Монстром? Волшебником? Как же связаться, наконец, со всезнающим Петровским?
Максим обессиленно откинулся на подушку. Со стоном закрыл глаза. И снова провалился в сон.
Первое, что он увидел, было лицо мамы. Она стояла над ним и трясла за плечо. Максим сел на кровати, разгоняя остатки сна. Голова гудела, церковные колокола, как с серьезного перепоя, глухим набатом били в виски. Он не понимал ничего из того, что быстро и зло говорила мать. Сначала он увидел у нее в руке шприц.