Он набрал внутренний номер и через десять минут узнал, что таинственная гумофилия есть не что иное, как собирание фантиков от жевательных резинок. Он презрительно фыркнул и усмехнулся. А потом лицо его стало серьезным. На стол Вадима легла подготовленная вездесущим Стременниковым краткая справка по ООО «Медсервис-М». Потрясенный, Немченко перечитал бумагу несколько раз чуть ли не по слогам. Оказывается, гумофилист со стажем Максим Дронов вместе со своим институтским товарищем Семеном Борзовым в неудачниках не числились и улыбок вызвать не могли. Они вообще детских забав избегали. Оба приятеля были единственными разработчиками и крестными отцами легендарной «Сигмы» – мощнейшего синтетического наркотика, отправляющего каждый день на тот свет с десяток людей.
Первым на пустыре появился Немченко. Заглушил двигатель и вышел, подставляя лицо готовившемуся к зимней спячке солнцу.
«Бабье лето, – подумал он. – Хорошо, что из офиса выбрался, а то о смене времен года только и узнаешь по телевизору да по сильно возросшим счетам за электричество».
Шептун в сопровождении двух машин прибыл минут через пять. Вадим, прикрыв глаза от солнца, смотрел, как они заезжают, испытывая при этом своеобразное чувство гордости. Надо же, два джипа охраны. Прямо как на стрелку собрались, а не на дружескую беседу со старым знакомым.
Что-то было не так. Вадим насторожился. У него неприятно засосало под ложечкой.
Шептун, морщась, выбрался из «мерседеса». Большую часть жизни он провел на пересылочных пунктах и в одиночных камерах, где, как говорили, подцепил какое-то редкое кожное заболевание, и потому солнечного света боялся панически. На нем и сейчас были застегнутое наглухо пальто, черная широкополая шляпа и очки, закрывавшие пол-лица.
Он едва доставал Вадиму до плеча, и, как многие люди невысокого роста, выбил себе место под солнцем при помощи наглости, жадности и жестокости. Партнеров и напарников он менял три-четыре раза в год, как перчатки. Их потом больше никто никогда не видел.
Шептун с Немченко пожали друг другу руки и обнялись.
– Как здоровье, Вадим? – с надрывом прошептал прибывший. Он так говорил всегда. Кличку свою Шептун получил за поврежденное, почти перерезанное на очередной пересылке горло.
– Прекрасно, – ответил Немченко. – Ты?
– Перхаю помаленьку. Что же ты совсем один, как перст, прибыл?
– Отъехали мои, – сказал на всякий случай Вадим, пожалев о своей неосмотрительности. – Да и зачем они нам с тобой? Только мешать будут. Я ж со старым другом поговорить собрался.
– Так я тоже. Ребята мои, сам знаешь, горячие, проводить вызвались по дороге. А мне, старику, и радость.
Вадим покивал. Он пока не мог понять только одного. Почему Шептун достаточно банальную просьбу переговорить о Семене Борзове, а конкретно о его сотруднике Максиме Дронове, воспринял как сигнал опасности? Иначе зачем ему брать с собой столько людей?
– Что хотел обсудить, Вадим? – прервал его мысли Шептун.
– Человечка ищу одного, – сказал Немченко. – Пропал парень на днях. Думал, ты поможешь.
Вадим почувствовал, как Шептун напрягся.
– У тебя какой к нему интерес? – вкрадчиво поинтересовался он.
«Неужели слили… – искренне изумился Немченко. – Да нет, чушь. За что?»
– Он друг моего знакомого, – ответил Вадим. – Молодой парень, у твоего Семена работал.
– У какого Семена? – как бы не понял Шептун. – Семенов у нас много.
– У Борзова, – пояснил Вадим. – В «Медсервисе-М».
Шептун задумался. Вадим приблизительно догадывался о чем.
Очень похоже было на то, что Шептун борется с сильнейшим желанием продолжить сей увлекательный разговор на своей территории в каком-нибудь подвале, профессионально переоборудованном под средневековую пыточную. Не спеша все выяснить – и о дружеских связях Максима, и о прекрасной осведомленности Немченко в делах медицинских учреждений.
Победила привычка Шептуна не пороть горячку.
– Ах, Семка Борзов! – после продолжительной паузы вспомнил он. – Давно с ним не виделся, с сорванцом, давно. Как, говоришь, звать интерес твой?
«Что ж, – философски рассудил Вадим. – И на старуху бывает проруха».
– Максим Дронов его зовут. Он у них ведущий химик. Уволился из конторы пару дней назад и исчез.
– Ай-яй-яй, – покачал головой Шептун. – Плохо дело. Люди просто среди бела дня стали пропадать. А с Семкой чего сам не связался?
– Он же твой человек. Тот понимающе помолчал.
– Уважаешь, – наконец протянул Шептун. – Не то что нынешние молодые, да, ранние. Никакого почтения к старости. Я все узнаю, Вадим, обещаю. И если что, позвоню. А не вытерпишь, так сам Семке звякни, я не против.
– Ага, – кивнул Немченко. Собственно, последняя фраза и была главным результатом разговора. – Спасибо.
Они пожали друг другу руки на прощание.
– Э… Ты вот что, Вадя, – вдруг добавил Шептун. – Дело-то молодое, сам знаешь. Горячие все головы… Если с Семкой они не поделили чего? Ну, там, девку какую или деньги на мороженое? Ты-то обидишься? Сильно обидишься?
«Слили, – понял Немченко. – Вот черт!»
– А что, и такое может быть?
– Я, ты знаешь, всегда был против этих железок-пистолетов. А их сейчас на каждом углу полно. Всяко случиться может.
Немченко помолчал. «Накрылась дружба с Голосом, – грустно подумал он. – Как же не вовремя! А у меня уже были планы…»
– На то жизнь и дана. Неизвестно, где потеряешь, где найдешь, – философски заметил Вадим, отчасти отвечая вслух на свои мысли. – Но я все-таки очень надеюсь.
Шептун покивал, повернулся и пошел к машине.
«Что же, интересно, скажет Голос, – задумался Немченко, глядя ему вслед. – Рад не будет – это точно. А вот что он скажет конкретно?»
Впрочем, через несколько минут Вадим уже знал ответ на этот вопрос.
В машине он первым делом взял мобильник и набрал номер, зарегистрированный на Брежнева. Голос ответил со второго гудка.
– Это Немченко, – представился Вадим.
– Я знаю.
– У нас проблемы с Дроновым, – не стал тянуть Вадим. – Судя по всему, его попросту убили.
Несколько мгновений Немченко слушал абсолютную тишину, потом несколько раз подул в трубку для верности.
– Алло? – озадаченно спросил он. Голос появился через мгновение.
– Нет, Вадим, – сказал он. – Максим Дронов жив. Это точно.
– Но как же так… – растерялся тот. – У меня очень достоверная информация…
– Сюда, к нам, он не поступал, – просто сказал Голос. – А значит, он все еще жив.
Немченко едва успел прикусить язык, чтобы не спросить, куда это, собственно, «сюда, к нам». Может быть, имелся в виду один из кругов многоэтажного Дантова ада?
Голос тоже не стал уточнять.
– Так что ищи, Вадим, – произнес он. – Может, наш друг где-нибудь еще и объявится.
Около семи его разбудила Алена.
– Проснись, Макс, – тормошила она за плечо. – Вечер уже.
Он рывком сел на диване и непроизвольно поморщился. Посмотрел на Алену, и тотчас же воспоминания затопили его. Ненависть. О, Боже… Мама…
– Аленка! – заторопился он. – Какой у меня дома телефон?
– Ты что, опять за свое? – улыбнулась она. – Ничегошеньки не помнишь?
– Я правда не помню! – закричал в отчаянии Максим.
Она поднялась, сняла радиотелефон с базы и протянула ему.
– Слушай, это уже перебор, – осторожно заметила Алена.
– Какой номер, а? – умоляюще спросил он.
Она назвала семь цифр. Мама взяла трубку почти сразу, и он узнал родной голос.
– Алло? – спросила мама строго.
Жива. Как же здорово, что мама жива!