И Лейси, отдаваясь во власть этой нарастающей интимности, знала: именно она – причина того огня, что разгорается между ними.
Рассудок протестовал, но чувства ничего не хотели знать. Чувства ничего не хотели слышать, кроме прерывистого от страсти дыхания Льюиса, кроме мягкого шелеста ладоней на ее теле.
Их окружал густой вечерний аромат цветущих роз и зелени. Дождей не было всю неделю, и земля была сухой и теплой. Лейси ощутила это тепло и свежий, чистый запах высокой травы под деревьями, куда увлек ее Льюис. Она смахнула с лица травинку и потянулась снова к нему, мечтая о продолжении поцелуя.
Он колебался; его ладони обнимали ее лицо, пальцы нежно поглаживали щеки, а в глазах она увидела вопрос, который он пока еще не задал вслух. Ее сердце затрепетало. Сотни, нет, тысячи причин запрещали ей то, что сейчас происходило. Но ни одна из них не имела значения.
Лейси подняла руки и провела по его плечам, с которых он уже скинул пиджак.
Она не сводила глаз с его лица, на котором сейчас отражались все чувства, которые она в нем возбуждала, и у нее закружилась голова – неужели в ее силах вызвать в нем такое вожделение!
– Здравый смысл говорит мне, что нам не нужно этого делать, – хрипло произнес он, склоняясь над ней. – Но сейчас я больше всего на свете хочу быть с тобой. Ты помнишь, как мы любили друг друга раньше?
Помнит ли она?.. Ее глаза расширились и потемнели от желания, а руки на его плечах задрожали.
– Сколько раз мне снилось, что я обнимаю тебя.
Он склонился над ней, расстегивая длинный ряд крошечных пуговок на ее блузке, открывая ее тело вечернему солнцу и ласке своих рук и губ.
Лейси сотрясала безумная дрожь. Она стиснула зубы, пытаясь справиться с эмоциями. Прикосновение его губ было таким знакомым… таким нежным… таким обожающим.
Она вскинула руки, в горячечном порыве сжала его голову, а он накрыл ладонями ее обнаженные груди, тронул губами согретую солнцем кожу.
– Ты так прекрасна… так совершенна.
От тихих восхищенных слов у нее сдавило горло, а сердце обожгло мучительной горечью. Юность ее давно прошла, и за долгие годы она почти не обращала внимания на свое тело, но сейчас вдруг испугалась, осознав физическую разницу между двадцатилетней девушкой и женщиной тридцати восьми лет. Но ведь и тело Льюиса изменилось – а ей кажется, что оно стало еще красивее.
Он поцеловал ложбинку между ее грудями, а потом прикоснулся губами к холмику груди таким осторожным, таким нежным поцелуем, как будто боялся причинить ей боль.
Когда он отстранился и бережно прикрыл обнаженную грудь блузкой, глаза ее, должно быть, выдали ее чувства, потому что в ответ его взгляд изменился, потемнел, и он глухо объяснил:
– Нет, это не потому, что я не хочу. Я боюсь… боюсь, что, ощутив тебя, я… Я боюсь потерять контроль над собой… сделать тебе больно… накинуться на тебя… Я так долго, так долго мечтал об этом… хотел… жаждал… – Он увидел, что она плачет, и замолчал, а потом отрывисто бросил: – Что такое… что я сказал?.. Если ты хочешь, чтобы я остановился…
Логика подсказывала, что именно этого ей и следует хотеть, но она отвергла такую логику.
Льюис сидел, оцепенев, напряженно вглядываясь в ее лицо тревожными, затуманенными глазами.
Лейси тоже приподнялась и села, качая головой, зная, что не найдет слов, чтобы объяснить все, что творится у нее на сердце, не найдет слов, чтобы описать, как она его любит и хочет… Неуклюжими объяснениями и вопросами можно лишь испортить чудо этого мгновения.
Она уже не девочка, которая должна прислушиваться к мнению окружающих. Она взрослая женщина и вольна принимать самостоятельное решение. Если она сейчас уступит своей любви, покажет Льюису, как сильно она его хочет и любит… то это никого не затронет… не будет касаться никого, кроме нее самой.
Пока отвага не покинула ее, Лейси потянулась к нему и начала дрожащими пальцами расстегивать пуговицы на его рубашке.
Какое-то мгновение Льюис был недвижим, но потом, осознав, что она делает, рывком сбросил рубашку с плеч, позабыв про пуговицы на манжетах, так что ему пришлось с силой дернуть за рукава. Пуговицы отлетели, вызвав у Лейси смех, в котором нервное напряжение смешалось с восторгом при виде его обнаженного тела.
Ну разве не смешно, что вид обнаженной мужской груди волнует ее до дрожи в руках, до дрожи во всем теле…
Она коснулась губами его шеи – сначала неуверенно, робко, прислушиваясь к мгновенной реакции его мышц.
На шее билась жилка. Лейси приложила к ней кончики пальцев, измеряя бешеную скорость пульса. Другая ее ладонь прошлась по теплому, чуть влажному покрову на его груди, накрыла маленький твердый сосок. Поцелуи ее постепенно становились все менее робкими, все более жаркими, требовательными.