Но я не успел подумать о плане побега из этого дурдома, ведь каким-то образом оказался на улице. Было холодно, а сырость пробирала до костей. Я посильнее укутался в пальто, пытаясь хоть так спастись от этого. Вокруг не было ни души, и эта тишина слишком резала по ушам. Казалось, будто я попал в вакуум. В глазах всё плыло, словно я был в тумане, очень густом и плотном тумане, похожем на магический. Вытянув руку, я на ощупь стал продвигаться вперёд, стараясь ни на что не напороться.
— Она была так молода. Пусть бог примет её душу, как родной отец принимает родную дочь. Аминь, — я остановился и стал вслушиваться в голоса. Сконцентрировавшись, я попытался разглядеть людей, и это помогло. Зрение стало проясняться, и, наконец, я стал видеть очертание людей, которые были рядом. Но тут же об этом пожалел.
— Нет… Нет, — увиденное заставило меня отойти на шаг назад, ноги словно подкосило, мне захотелось сесть.
— Прими мои соболезнования, Уилл, — этот день, я всегда старался забыть его. Очередная запечатанная дверь. Так я называл боль, которую переживал с каждой новой потерей.
— Тётя, а почему папа не говорит со мной? — я видел себя маленьким и заплаканным мальчиком, который потерял родного человека. Я помню, как тогда тётя объясняла мне, почему мама спит и не встаёт. Но она не могла объяснить мне, почему отец меня ненавидит, хотя даже с возрастом я до сих пор не могу понять его резкую перемену по отношению ко мне. Всю жизнь я корил себя, что был не нужен ему, а теперь, узнав правду о нём, стану ли я больше понимать его, или же наоборот? Мне нужно было поговорить с ним, но для начала предстояло сделать самое тяжёлое, выбраться из глубин своей памяти, из этого лабиринта сознания. Но как я пока не знал… А посему, мне не оставалось ничего другого, как вновь переживать всё это.