Я долго думал, пока шёл по длинному коридору к своему кабинету.
«Доктор Уильям Вельмонд. Психиатр» Именно так гласила табличка на массивной двери. Открываю ее, попадая в просторное светлое помещение, в углу которого стояло кресло и мягкая кушетка для пациентов. Здесь было расставлено всё таким образом, чтобы клиенты могли спокойно расслабиться и довериться своему врачу. Приятная, ненавязчивая обстановка, тихая, расслабляющая музыка. Я очень долго выбирал эту мебель и обои, потому что хотел, чтобы и мне было приятно там работать и находиться.
— Хм, сегодня пять человек, — глазами я нашёл папки с делами пациентов центра.
Посещение психолога входило в их обязательную программу реабилитации. Одни быстро справились со своим текущим положением, другие ходили ко мне месяцами. И только казалось, что человек смирился и ему стало лучше, как все начиналось сначала: срывы, истерики. И все наши труды коту под хвост. Но я никогда не винил их в этом.
Если человек, возвращаясь после моих сеансов к себе, срывался, значит, это моя вина. К сожалению не всех, кто сорвался, удавалось спасти.
И в такие моменты я теряю часть себя. Хочется волком выть или кричать во всё горло от боли, пронзающей сердце и душу. Мне нельзя показывать свою боль в присутствии коллег, иначе они поймут, что ситуация выходит из-под контроля.
Меня называют «врач, лечащий души». Но, черт возьми, кто бы знал, как тяжело видеть бледные тела тех, кто не смог смириться. Их застывшие, лишившиеся жизни глаза, обращенные к небу.
А я стою рядом с ними, сдерживая слезы, и пытаюсь понять, что упустил. Когда у них в голове произошёл переломный момент? И почему я не увидел этого?
Это тяжело, но ещё тяжелей на следующий день вставать и идти на работу, будто вчера ничего не было.
Первые два года, когда я только пришёл в центр, то не понимал, как можно ходить, постоянно улыбаясь, и никому ничего не рассказывать о таких случаях, ведь это создаст панику. А потом понял, для чего я занимаюсь этим шесть дней в неделю по восемь часов в день.
Один человек однажды сказал мне:
— Жалей не тех, кто умер, а тех, кто ещё жив, ведь ты тот, кто лечит души.
— Заходите! — позвал я сидящего в коридоре молодого парня, открыв дверь. Он явно нервничал: руки дрожали, а колени подкашивались, казалось, он вот-вот упадёт.
— Тебе нечего бояться, Лео, — искренне улыбнулся ему, указывая рукой на кушетку для пациентов.
Он в ответ лишь слегка кивнул и в два шага оказался на удобной мебели. Парень быстро оглядел помещение, все еще немного дрожа, а потом все-таки смог успокоиться. Лео впервые переступил порог этого места, и я решил дать ему время привыкнуть. В таком деле нельзя спешить или давить на человека.
Через пару минут парень с чёрными, как смола, волосами решил начать разговор, давая мне понять, что он готов начать сеанс.
— У Вас тут очень красиво, — контакт налажен. Это первый, самый главный, этап в моём общении с пациентом.
— Спасибо. Но здесь не помешала бы люстра поменьше, а то эта очень большая, — начать разговор с общей темы — самый подходящий вариант на данной момент. Мне необходимо расслабить человека, расположить его к себе и дать понять, что я ему не враг.
-Нет, нет! Не надо! Она прекрасна, — внезапно появившаяся улыбка на угрюмом лице заставила и меня улыбнуться в ответ. Когда у людей появляется подобная реакция на место, где они находятся, то можно смело утверждать то, что пациенту комфортно.
Выбирая обои, мебель, музыку для сеанса, я в первую очередь вспоминал предпочтения таких людей, как Лео. Это помогает мне создать общую картину комфортной зоны для каждого посетителя.
И в дальнейшим работать с этим становиться проще.
— Рад, что тебе тут нравиться, Лео. Ты не будешь против, если наш с тобой сеанс будет записываться на камеру? Я не могу это делать без твоего разрешения. Если ты этого не захочешь, то я не стану тебя принуждать, — в большинстве случаев они не отказывались от записи. Но по правилам я обязан спрашивать это перед тем, как начать сеанс.
-Нет, не против. Правда, я не очень хорошо получаюсь на видео.
Тот косо посмотрел на маленькую видеокамеру, стоящую на штативе по правую руку от меня. Но в его взгляде не было подозрения или страха.
— Я думаю, вы себя недооцениваете, — достав маленький пульт от камеры, я нажал на пуск и начал сеанс:
— Лео, скажи, тебе нравится в центре? Тебя хорошо кормят? — спрашиваю, делая пометки в тетради.
-Хорошо, только суп иногда холодный, — парнишка явно был расположен к беседе, и это радовало.
— Холодный? Надо будет поговорить с ними на эту тему. А как тебе твоя комната? Я слышал, они сейчас везде поменяли шторы на окнах, — я внимательно наблюдал за его реакцией, мимикой, жестами. Нельзя ничего упустить.
— Да! И знаете, так комната стала смотреться намного лучше, и свет не мешает спать по утрам. А то прямо в глаза солнце било. Ужас! — Лео сильно негодовал из-за утреннего недосыпа.
Вы спросите меня, зачем я спрашиваю все это? Сейчас объясню. Комфорт моих пациентов самое важное — если их что-то будет нервировать вне моего кабинета, то будет влиять и на общий сеанс. И тогда у нас ничего не выйдет. Конечно, я не могу отгородить их от всего, но делаю всё, что в моих силах.
К концу рабочего дня я был выжат как лимон, потому что не все мои пациенты были такими же, как Лео. К сожалению, очень многие из них не осознавали того факта, что я не могу им обещать возвращение силы.
Разбитая ваза — самое безобидное из того, что происходило в стенах этого помещения.
— Уже так поздно, — часы показывали полночь.
— Линда, сделай мне кофе и иди домой, — попросил я свою коллегу, находившуюся за стенкой.
Но когда через 10 минут не услышал никого шевеления, вышел за дверь. От увиденного мне стало дурно.
Ещё час назад сияющая от счастья девушка сидела в углу кабинета, лежа на диване, и обнимала себя руками. Светлые кудрявые волосы были растрепаны, а тушь размазалась по всему лицу.
— Я не могу ничего сделать. В голове нет идей!
Способность Линды заключалась в придумывании разных рецептов. Её кофе с булочками славились на весь центр, потому что она приносила свежую домашнюю выпечку каждый день.
— Линда, — тихо прошептал. Больно видеть ее в таком состоянии.
Она всегда говорила, что неважно, есть у человека способность или нет. Главное, что он жив.
Её крики навсегда останутся в моём сознании. Почему я не смог уберечь её? Почему не смог спасти? Из работника она превратилась в моего пациента. Через час после нашего разговора её нашли в ванне с лезвием в руке, а на зеркале красовалась кровавая надпись:
Без идей нет смысла жить. Вся жизнь сплошная идея.
Ей было 32 года…