— Василия дождусь, — упрямо сказал отец. — Дождусь, тогда пускай…
За окном трещали от возни кусты, резче запахло измятым смородиновым листом, низко, у земли, бился приглушенный грешный смех, — и не предвиделось на земле ничего целительней, чем вечно юное продолжение жизни.