— Вы покороче. Что случилось? — Он слушал, приставив ладонь к уху, и с полуслова все понял. — Вы на машине? Подождите, я сейчас соберусь.
Старичок оставил дверь открытой и посеменил куда-то в дом. Жильцов разглядел у него на затылке косицу, тощенькую, как у девочек с нежными волосами. Косица, схваченная на кончике тесемкой, загибалась кверху.
Священник собирался недолго. Он вышел в лиловой шелковой рясе, с крестом на груди, в руках он держал связанный за четыре конца белый узелок. Косицу старичок расплел, жидкие волосы падали вниз серебряными спиральками. Жильцов сообразил, что спиральки образовались от заплетания волос на ночь в тугую косицу. Стало немного смешно, потому что Жильцов вспомнил такую же по виду химическую завивку у женщин. Идя рядом со священником по двору, он хотел взять и понести белый узелок, но старичок не дал, — очевидно, в узелке лежали церковные предметы.
Выяснилось, что священник от кого-то слышал об отце.
— Ваш отец подает людям пример честной трудовой жизни, — говорил старичок, усаживаясь в «Запорожец» и по-женски вытягивая из-под себя шуршащие, пахнущие душисто шелковые полы рясы, понизу обтрепанные и пропыленные. — Однако я его не видел в божьем храме даже по праздникам, которые можно считать не только религиозными, но и традиционными, ибо тот же кулич не вышел из обыкновения. Многие неверующие ныне стали любопытствовать, как проходит богослужение. Библию почитывают и толкуют всуе. Но, как я замечаю, большей частью увлекается молодежь и кое-кто из интеллигенции. Иконы употребляют для украшения жилищ… — Старичок тяжко помолчал. — Тем более горько, что русские старые люди, те, кто крещен в младенчестве, — голос его задрожал, — проявляют к вере столь необъяснимое, я бы не сказал — неверие, а безразличие, равнодушие. И я истинно счастлив, когда наконец…
Жильцов заторопился перебить старичка:
— Возможно, все дело в высокой температуре. Отца вопросы веры никогда не интересовали. И мать у нас неверующая. Заранее извиняюсь, если выйдет что не так.
— Не извиняйтесь, не надо! — живо возразил священник. — Мой сан обязывает меня явиться к постели умирающего, кто бы он ни был по своим убеждениям. — Жильцова резануло открыто сказанное «умирающий». Старичок заметил свою оплошку, тут же поправился: — Впрочем, кому, как не мне, знать, сколь часто бывают напрасными страхи и человек, приготовившийся отойти в мир иной, возвращается к жизни. — И спросил уже совсем в другом тоне: — Что говорит медицина?
Жильцов сказал священнику, какой диагноз поставлен врачом. Старичок принялся с большим интересом расспрашивать, ставят ли отцу банки, что прописано из лекарств.
— Пневмония болезнь коварная, однако сейчас с ней умеют бороться. — Старичок заговорил как-то очень по-врачебному. — Я иногда почитываю специальную литературу, у меня, знаете ли, сын возглавляет клинику. Помня о моем интересе, кое-что посылает. — Сказано было не без гордости. — Кстати, — продолжал старичок, не смущаясь упорным молчанием Жильцова, — вас не удивляет, что мы разучились называть самые простые недуги по-русски? Простуду называем респираторным заболеванием или катаром верхних дыхательных путей. Вместо воспаления легких говорим «пневмония». Право же, ученые слова не способствуют бодрости духа у заболевшего…
Жильцову стало жаль священника. Неудержимо болтливыми обычно делаются очень одинокие старики. У священника, конечно, нет в городе подходящей компании, только малограмотные старухи. И неизвестно, какие у него отношения с сыном, если тот возглавляет клинику. В наше время странно иметь отцом священника.
В дом к Жильцовым старичок вошел уверенно и непринужденно. Белый узелок с торчащими кончиками он поместил на тумбочку возле кровати. На вошедших следом за ним Жильцова и мать оглянулся с досадой.
— Оставьте нас! — к досаде прибавлялось недоумение: как это в русском доме не знают, что исповедь совершается наедине со священником!
Они послушно вышли. Жильцов притворил дверь. Он заметил, с каким острым интересом взглянул отец на рясу и крест. Пока Жильцов ездил за священником, отцу, кажется, полегчало. Но мать и не надеялась на облегчение, она вовсе упала духом.
— Собака под вечер выла. Не к добру.
— Вы бы, мама, легли. Опять будете мучиться с ногами, — сказал Жильцов.
Мать горько отмахнулась: «Не до меня сейчас». Она усердно лечилась от тромбофлебита, от склероза, от гипертонии, от радикулита, но заметно сдавала не от своих недугов, а когда заболевал отец, не признававший за собой стариковских хворей и заболевавший всегда тяжело, что он сам считал признаком волевого и размашистого характера. По отцу, слабые люди болеют слабо, а сильные сильно.