— Я правда устала. Думаю, я пойду спать.
— Ты уверена, что не хочешь сначала поесть?
— Спасибо, но у меня что-то не хорошо с животом.
Держа в руках одеяло, которым накрывалась Селия, Нэнси смотрела, как та вышла из комнаты. Еще долго после того, как она скрылась в своей спальне, Нэнси смотрела в темный коридор и чувствовала себя беспомощной.
Глава 16
Селия заметила, что Сайлас изменился после того вечера, когда искал ее. Несмотря на то, что она отвергла его попытки утешить ее, он стал приходить чаще. Он часто заходил после работы и оставался на ужин. После еды он обычно задерживался и собирал с ними пазл или смотрел что-нибудь по телевизору. Он мало говорил в ее присутствии, вероятно потому, что часто запинался.
Но со своей тетей он был совсем другим. Однажды вечером Селия остановилась в коридоре и услышала, что Сайлас и Нэнси беседуют о том, как необычайно сухая весна может повлиять на лес. Селия прислонилась к стене и прислушалась.
— Адам постоянно звонит проверить уровень осадков, как будто, если он позвонит, тот поднимется.
— Эта весна очень сухая. Я понимаю его беспокойство, — сказала Нэнси.
— Двое его подчиненных чуть не погибли во время Затяжного пожара5. Он не хочет еще одного такого же года.
— Понимаю, что он чувствует. Я не люблю, когда ты выезжаешь тушить пожары. Это моя самая нелюбимая часть твоей работы.
— В этом году мы заключили договор с хорошей командой из «Фёст Страйк». И м-может быть, еще пройдет хороший дождь, прежде чем станет слишком жарко. Хотя лес сейчас в хорошем состоянии. Мы убрали остатки старых пожаров, когда прореживали деревья.
Селию удивило, как легко Сайлас говорил. Он заикался при посторонних, но за весь разговор с тетей запнулся лишь однажды.
— Перестань таскать, иначе на ужин ничего не останется.
— Я просто проверяю, вкусно ли получилось.
— Ты знаешь, что вкусно.
Зашумела вода в раковине.
— Она рассказала тебе что-нибудь? — спросил Сайлас. Разговор зашел о ней, и Селия задержала дыхание. — О том, что случилось?
Нэнси понизила голос.
— Нет. Я надеюсь, что она доверится мне, но что бы это ни было, она держит все в себе. В прошлое воскресенье она ходила в церковь. Может, она разговаривает с кем-нибудь там.
Селии стало грустно от слов Нэнси. Она хотела ей доверять. Но что, если, узнав обо всем, Нэнси в ней разочаруется? Она где-то слышала, как кто-то описывал стыд как скомканное одеяло, из-под которого ты не можешь выбраться, но для Селии стыд казался больше похожим на сеть. Как бы сильно она ни пыталась найти путь на свободу, все равно оставалась в ловушке. Она бы предпочла одеяло. По крайней мере тогда она не видела бы презрение и разочарование других людей.
Под одеялом можно спрятаться. А сеть выставляла ее напоказ.
Почему она позволила этому случиться с собой? Почему не закричала, не боролась сильнее? Почему не нашла другое жилье, когда в первый раз поняла, что друзья Кэссиди ничтожества? Она не должна была допускать эту ситуацию.
Нэнси добра к ней, она хочет, чтобы Селия ей доверяла, но сохранится ли это отношение, если она узнает? Единственный, кому Селия могла довериться, — это Бог. Но ему и так полагается любить ее несмотря ни на что. И он не может выкинуть ее из дома Нэнси.
Селия наслаждалась, когда Сайлас почти без заиканий рассказывал о своей работе, но не хотела стоять и слушать, как они говорят про нее. Она вышла из-за угла.
— Пахнет вкусно.
Так и было. Селии почти весь день не хотелось есть, и от аромата булочек в духовке у нее потекли слюнки.
— Бургеры с фаршем. Именно так их всегда делала моя мама, — сказала Нэнси.
— Они просто об... — Губа Сайласа сомкнулись на звуке. — ...бъедение, — закончил он.
— Хорошо. Потому что я очень голодная.
Селия съела три гамбургера с фаршем и взяла бы четвертый, если бы не боялась, что все догадаются. Она подумала, что ест за двоих, и положила ладонь на живот, гадая, какого размера ее ребенок.
Ей нужно о многом подумать. Она понимала, что следует подумать о визите к врачу. Она также понимала, что не сможет держать свою беременность в тайне вечно. Сейчас еще ничего не заметно, но через несколько месяцев скрывать живот станет невозможно. Неужели ей придется уехать? Что она будет делать с ребенком? Она не может оставить его себе. Она совершенно одна, и у нее ничего нет. Она и себя-то содержать не в состоянии. Разве это будет справедливо по отношению к человечку, который полностью зависит от нее? И Дэмиена. Будет ли у ребенка такой же острый нос, как у Дэмиена? Будет ли его улыбка похожей на ухмылку Дэмиена? Станет ли она думать о той ужасной ночи каждый раз, когда посмотрит на него? Это совсем не честно.