Нэнси посмотрела на него как на глупого ребенка.
— Это и есть свидания.
— Я уже жалею, что ты мне рассказала.
Нэнси вздохнула. Насколько другими были бы отношения Сайласа и Селии, если бы она не лезла не в свое дело? Она попыталась убедить себя, что действовала из любви и беспокойства за племянника, но не могла с уверенностью утверждать, что интерес к чужим делам совсем ни при чем.
— Я тоже. Я не знала, что она собиралась рассказать тебе, и не хотела, чтобы она тебя обманула. Я ошибалась, и мне очень жаль. Но, может быть, все к лучшему.
Сайлас скривился.
— Это не к лучшему. — Он отвернулся. — Она мне нравится. Очень. Мне плевать, что она б-беременна. Она все та же Селия. — Его голос стал мягче. — И я хочу вернуть ее.
— Я знаю. И, может, ты ей тоже нравишься, но у нее много забот, и ей нужно, чтобы мы дали ей разобраться с ними. — Когда Сайлас собрался уходить, Нэнси схватила его за руку. — Будь ее другом. Вот что ей нужно.
— Да, но я хотел б-быть больше, чем другом.
— Сейчас главное не ты. И даже не Селия. Главное — ребенок, и нам надо быть ее друзьями и поддерживать ее. Так что перестань дуться и перестань приглашать ее на свидания. Может быть, после родов она будет готова снова ходить на свидания, и если ты ее не спугнешь, может быть, она даже пойдет с тобой.
Нэнси улыбнулась и по-матерински приобняла Сайласа.
— Как я могу б-быть ее другом, если она меня избегает?
— Ох, Сайлас. Ты же умный мальчик. Уверена, ты сумеешь придумать, как быть ее другом.
Большая часть Мэйн-стрит и двух параллельных ей улиц были перекрыты, и тысячи людей слонялись по ним, восхищаясь лоскутными одеялами, пробуя вкусную еду и общаясь. Под навесами в парке и на стоянке «Мира шитья» мастера учили заинтересовавшихся посетителей лоскутному шитью, советовали, как подбирать ткани, и знакомили с различными приспособлениями для работы.
Селия остановилась полюбоваться группой одеял, висящих на ветвях. Композиция «Рукотворный лес» состояла из длинных тонких одеял, олицетворявших деревья. Трехмерные розовые цветы на одном напомнили Селии кизил, который она видела, когда была маленькой.
— Привет, Селия.
Лейси практически врезалась в Селию, прежде чем та поняла, кто это.
— Привет. Пришли насладиться выставкой?
— Я прихожу каждый год. Смотреть на все эти великолепные творения — самое близкое, насколько я когда-либо приближалась к рукоделию.
— Вы живете здесь и не шьете?
Лейси отмахнулась.
— Знаю-знаю. Вероятно, против этого даже существует закон. Ты уже переняла наше местное хобби?
— Не знаю, как у меня получается, но я сшила три лоскутных мотива.
Селия поскромничала. Нэнси сказала, что ее стежки лучше, чем у некоторых женщин, которые ходят в «Мир шитья» уже много лет.
— Ты уже опередила меня. Ты приходила на УЗИ, пока я была в отпуске?
— Да.
— И-и-и? — протянула Лейси и восторженно потерла ладони.
— Доктор Вернон вам не сказал?
— Нет, — ответила Лейси своим лучшим невинным голосом.
Селия обошла одеяло, чтобы посмотреть на изнанку.
— Это мальчик.
— О-о-о, — пропела Лейси. — Как здорово!
Они вместе пошли вдоль ряда одеял, останавливаясь, чтобы полюбоваться ими, и беседуя.
— Доктор Вернон назвал его «маленький мыслитель». Сказал, что он выглядит так, будто вырастет Эйнштейном или типа того.
— Это пригодится, когда придет время делать уроки. — Лейси остановилась, и ее голос стал серьезным. — Ой. Извини. Ты уже решила, что будешь делать?
Селия подняла яркое оранжевое с зеленым одеяло и стала рассматривать замысловатую стежку.
— Я собираюсь найти для него семью.
Лейси ласково положила ладонь на руку Селии.
— Уверена, это так трудно. — Селия кивнула. — Если я могу что-нибудь сделать для тебя, дай не знать. Я хочу сказать, что умею хорошо слушать, так что, если тебе нужно поговорить...
Ее неловкий смех заставил Селию слабо улыбнуться. Сложно поверить, что это та же женщина, которая была такой неприветливой в ее первый визит к доктору.
— Спасибо. Я хочу, чтобы у него была счастливая жизнь и хороший папа. Я не могу дать ему это.
— Это так самоотверженно.
Селия не хотела говорить о самоотверженности, трудностях или недостатках в собственной жизни.
— Это все так невыносимо. Иногда единственный способ справиться — не думать об этом. Но спасибо. — И она перешла к следующему одеялу, спеша сменить тему. — Я даже представить не могу, сколько труда вложено в некоторые из них.
Селия была благодарна, что Лейси с удовольствием поддержала новую тему.
— Знаю. Кому в голову придет делать целое одеяло с собаками?
Нэнси еще спала, когда Селия тихонько выскользнула из дома, чтобы пойти в церковь. Суббота у Нэнси выдалась суматошной, и ей предстояло провести еще много часов на закрытии фестиваля вечером, так что она заслужила отдых.
Селия удивилась, как много людей уже было на улице, наверное, они хотели опередить высокую температуру, предсказанную синоптиками. Несмотря на ранний час прохладный ночной воздух уже отступил перед душной жарой, и Селия была рада кондиционированному воздуху в церкви. Должно быть, некоторые из приезжих гостей решили посетить церковь, потому что скамьи были почти заполнены, а ведь до начала службы оставалось еще пять минут.
Выбирая, куда сесть, Селия улыбнулась нескольким людям, с которыми познакомилась за последние месяцы. Она была рада дружелюбным лицам. Она задавалась вопросом, как станут реагировать на нее люди, когда беременность станет заметна. Осудят ли и станут смотреть с отвращением? Ей не было нужды беспокоиться. То ли благодаря внимательности священника, то ли Божьей милости, она не знала, но в последнее время проповеди, которые она посещала, были посвящены тому, чтобы не судить других.
«Некоторые наши грехи и слабости очевидны окружающим, и показывать пальцем очень легко, — говорил священник. — Но многие из нас несут свои прегрешения и тяготы в душе, втайне. Только одним грех видимый хуже тайного: иногда он побуждает других поддаться искушению критиковать и осуждать. Пускай каждый беспокоится о себе сам. И когда дело доходит до ошибок других, давайте просто поступать, как велит закон Божий. Возлюбить ближнего. Служить друг другу. Прощать. А суд давайте оставим Господу».
Селия была благодарна за послание.
Сейчас ей более чем когда-либо нужен был покой, который она чувствовала, когда входила в двери церкви. Все время после УЗИ она ощущала себя как женщина на средневековой дыбе, болезненно растягивалась в разных направлениях. С того времени, как она узнала о беременности, она понимала, что отдаст ребенка в семью, которая сможет обеспечить ему лучшую жизнь. Сложности и дискомфорт ее положения были тяжелы, но они закончатся, и она снова станет той, кем была до того, как с ней это произошло.
Но потом она почувствовала первое шевеление жизни внутри, а через несколько дней увидела на экране крошечного мальчика, его сердцебиение, ручку у подбородка, как будто он размышлял, гадая, что сулит ему будущее.
И она полюбила его. В первый раз она поняла, что даже когда он исчезнет из ее жизни, она никогда не будет прежней. Частица ее сердца всегда будет принадлежать ему. Селия считала себя бойцом. Она пережила апперкот от ухода отца и левый хук от материнского пренебрежения. Раз за разом ее сбивали с ног, но этот может оказаться слишком сильным. Станет ли необходимость отдать ребенка тем ударом, который уложит ее на лопатки? Сможет ли она когда-нибудь по-настоящему оправиться?
Витраж с изображением Иисуса в Гефсиманском саду расплылся, и Селия часто заморгала. Органист растянул последнюю ноту вступления, и только священник встал, чтобы поприветствовать прихожан, на скамью рядом с Селией скользнул Сайлас. Он коротко улыбнулся ей, а затем сосредоточил свое внимание на службе.