От ее голоса у меня бегут мурашки, и, судя по виду Джеймса, он понимает, что его угроза не возымела должного эффекта. Даллас непробиваема; я не знаю, боится ли она чего-нибудь.
Мы продолжаем ехать, и пейзаж меняется. Позади, в Орегоне, мы оставили деревья, которые пологом нависали над дорогой, а здесь мы под открытым небом. Но и здесь растут цветы, и зеленые холмы уходят вдаль. А дальше надо всем возвышаются исполинские горы. От этого дух захватывает.
Стяжка у меня за спиной впивается в кожу у меня на запястьях. Я морщусь, но пытаюсь обратить все в шутку, когда вижу, как злится из-за этого Джеймс. Он садится так, чтобы я могла опереться о него и расслабиться, и вместе мы смотрим, как сельский пейзаж сменяется заборами из проволочной сетки и старыми мастерскими.
— Добро пожаловать в Солт-Лейк-Сити, — говорит Даллас, заворачивая на парковку одноэтажного склада с осыпающейся кирпичной обшивкой. Я ожидала увидеть огороженный лагерь, и меня снова начинает охватывать паника при мысли о том, что мы так беззащитны перед Программой.
— Технически, — добавляет Даллас, поджав губы и оглядывая окрестности, — мы находимся в пригороде. Город намного симпатичнее. Но здесь мы в большем уединении. Тут достаточно плотная застройка, чтобы мы могли прятаться в течение дня. Кас проделал большую работу.
Даллас паркуется за кадиллаком и глушит мотор. Поворачивается и оглядывает нас.
— Обещаете, что будете хорошими мальчиками и девочками, если я разрежу стяжки? — спрашивает она. — Раз уж мы добрались так далеко, мне хотелось бы верить, что вы не причините неприятностей.
— Пожалуйста, не говори глупостей, Джеймс.
— Все, что я делаю — причиняю неприятности, — говорит Джеймс монотонным голосом. Я поворачиваюсь и сердито смотрю на него, но Даллас только смеется и выходит из машины. Джеймс смотрит на меня и пожимает плечами, совсем не раскаиваясь за то, что стал перечить мятежникам, которые вообще-то держат нас в заложниках.
С громким металлическим скрежетом дверца фургона скользит и открывается, и нас ослепляет полуденный солнечный свет. Мы моргаем, и потом Даллас берет меня за руку и выводит из фургона. Передо мной появляется Кас с перочинным ножом. Я резко, испуганно ахаю, но он быстро поднимает вверх другую руку.
— Нет, нет, — говорит он, качая головой. Похоже, он обижен тем, что я подумала, что он может ранить меня. — Это чтобы снять стяжки.
Он бросает взгляд на Джеймса, который как раз подошел к двери, готовый наброситься на него.
— Эй, серьезно, — Кас показывает ему, чтобы тот выходил. — Вы не заключенные.
Джеймс ждет пару секунд, и потом прыгает на тротуар. Он поворачивается спиной к Касу, но внимательно смотрит за мной, пока Кас разрезает пластиковые стяжки. Даллас смотрит на нас, удивленно подняв свои высокие темные брови. Это длится недолго. Как только Джеймс освобождается, он разворачивается и хватает Даллас за футболку, прижав ту к корпусу фургона.
— Если ты снова обидишь Слоан, — рычит он, — я клянусь, что…
— Что? — спокойно спрашивает Даллас. — И что ты сделаешь?
Даллас почти такая же высокая, как и Джеймс, но она кажется слабее, когда ее тоненькая рука тянется к запястью Джеймса. Она ловит его на лжи. Я смотрю, как лицо Джеймса мрачнеет, и он отпускает ее. Не успевает он отойти, как Даллас выкидывает локоть вперед, внезапно бьет Джеймса по подбородку, а потом ее длинная нога цепляет его ногу, и она отправляет его на землю. Я выкрикиваю его имя, но Джеймс лежит неподвижно и смотрит в небо. Даллас наклоняется рядом с ним, улыбается и поправляет смятую футболку, при этом растянутая ткань спадает с ее плеча.
— Какой темперамент, — говорит она, — каак жаль, что ты не дрался сильнее, когда они волокли тебя в Программу.
Ее слова шокируют меня, ранят, потому что говорить это так жестоко — как будто это мы виноваты, что нас взяли. Он не возражает. Как он может возразить против того, чего он не помнит?
— Теперь, — говорит Даллас, громко хлопнув в ладоши, — нам лучше зайти внутрь.
Она идет ко входу на погрузочную платформу. Джеймс бормочет, что он заберет из фургона нашу сумку.
Солнце светит мне на щеки. Тут нету тени от деревьев и жарче, чем я привыкла. Парковка рядом с этой пуста, и я думаю, Даллас была права насчет уединения. Тут тихо.
Кас прокашливается и проводит рукой по длинным русым волосам. Если рассмотреть внимательнее, его нос не кажется сильно переломанным. Небольшая царапина на переносице, да ноздри распухли, и, конечно, черные синяки под глазами. Лейси могла сделать ему и хуже.