Я двигаюсь в ту сторону, понимая, что иду прямо в руки охраны, но все же надеясь, что там — мое спасение. Оглядываюсь назад на обработчиков, которые застыли на месте, как будто не понимая, что делать дальше. Один из охранников поднимает голос и повторяет, что у него нет комментариев. О, Господи.
Я пускаюсь бежать, выглядываю из-за плеч широкоплечих охранников. Еще один голос кричит, что его не заставят молчать, и я узнаю его. Останавливаюсь рядом с дверью на лестницу, и меня переполняет облегение, совершенное облегчение.
К тому человеку подходит охранник, и теперь его хорошо видно. Келлан — его темные волосы, горящие глаза.
— Келлан? — зову я его, но так тихо, что он меня не слышит — потому, что в горле у меня еще саднит, а еще потому, что я едва не плачу. Я спасена. Репортер не даст им сделать мне лоботомию.
Позади Келлана стоит оператор, который снимает весь разговор, даже при том, что один из охранников закрывает объектив рукой, принуждая его отойти. Я встаю на цыпочки, поднимаю уставшие руки, чтобы помахать им, привлечь их внимание, когда дверь рядом со мной открывается с громким щелчком. Я даже не успеваю разглядеть, кто там — оттуда быстро высовывается рука, хватает меня за локоть, толкает на лестницу. Позади захлопывается дверь.
Глава 8
— Боже правый, Слоан, — говорит Джеймс, толкает меня себе за спину и блокирует ручку-штангу двери с помощью монтировки, намертво заблокировав проход. Мы стоим на холодном бетонном полу лестничного пролета. Без лишних слов он сжимает меня в объятиях, целует в лоб.
Я даже не могу обнять его в ответ. Руки у меня трясутся, когда я их медленно поднимаю, трогаю его за рукав а потом за руку — и касаюсь теплой кожи. Внимательно смотрю в его голубые глаза, на растрепанные светлые волосы, светлую бороду. Это — Джеймс из моих воспоминаний. А может, всего лишь воспоминание?
— Ты настоящий? — спрашиваю я дрожащим голосом. Мне почти кажется, что я начала бредить, что мне все-таки делают лоботомию, и в результате я спятила. Но потом пальцы нащупывают шрамы на бицепсе Джеймса, и я понимаю, что это он. Я издаю стон и падаю в его объятия.
— Я здесь, — шепчет Джеймс и так крепко держит меня. — Я здесь, Слоан. Я же сказал, что приду за тобой.
— А сейчас, — наклоняется он ко мне, — нам надо сматываться отсюда. Твой приятель, репортер, создает отвлекающий маневр, но убегать нужно сейчас. Ты можешь бежать?
Я киваю, вытираю слезы, но все равно не могу отпустить руку Джеймса. Боюсь, что он исчезнет, а потом кто-нибудь схватит меня и начнет волочить обратно, в белый коридор. А я не могу вернуться. Просто не могу.
— А что Даллас? — спрашиваю я. — Она с ними, и…
— Я уже послал за ней, — раздается голос с нижнего пролета. Я смотрю вниз и вижу, что там, в белом халате, с гладко зачесанными волосами, стоит Риэлм. От его вида мне настолько тошно, что я думаю, сейчас вырвет. Риэлм — обработчик. Риэлм — тот, кто он есть.
— Как только ты будешь в безопасности, Аса отведет Даллас вниз, — говорит он. — Он дал мне свой ключ-карту, и в этом безумии мы смогли пробраться сюда незамеченными. Я бы сказал, что это был отличный план.
Он слегка улыбается, но я не улыбаюсь в ответ.
Я отпускаю руку Джеймса и спускаюсь вниз. Я вся дрожу, а лицо все пылает, как будто его подожгли. Чем ближе я подхожу к Риэлму, тем радостнее он становится. На лестничном пролете я останавливаюсь и смотрю на него. Его шрам до сих пор выделяется у него на шее, как раз над воротником белого халата. Кожа у него кажется не такой уж бледной, а круги под глазами не так очевидны. Не знаю, то ли это макияж, то ли ему идет белый халат обработчика.
Я отвешиваю ему увесистую пощечину. По щекам у меня катятся слезы, ладонь горит. Целую секунду Риэлм стоит, отвернувшись от меня, а потом медленно поворачивается. В глазах стоят слезы.
— Мне жаль, — шепчет он, поняв все. Я подхожу ближе.
— Я тебя не прощаю, — рявкаю я. Кто-то трогает меня за руку, напугав, и я оборачиваюсь к Джеймсу.
— Надо идти, — говорит он и с сочувствием смотрит на Риэлма. Знает ли Джеймс, что Риэлм — обработчик? И разрешил бы прийти сюда, зная это?