— Она не суицидница? — спрашивает доктор.
— Нет, — отвечает Риэлм, который идет рядом. Я моргаю, открываю глаза, смотрю на деревянную обшивку дома, к двери которого мы подходим. По его стенам вьется лоза, как будто дом пытается найти укрытие в природе.
— Хотя чувствует она себя неважно, — добавляет Риэлм. — Мы едва успели. Та, другая, даллас — ей нужна ваша помощь.
Доктор вздыхает, бормочет что-то, что мне не разобрать. Я лениво поворачиваю голову, чтобы посмотреть на нее, но пока Джеймс несет меня, все колышется у меня перед глазами. Мне тяжело даже перевести дух.
— Привет, дорогая.
И вот она рядом со мной — высокая, стройная женщина в очках. Ей около шестидесяти лет, темные волосы растрепаны, а на носу — родимое пятно. Она улыбается; зубы у нее желтые, неровные, но улыбка искренняя. Мне она сразу нравится.
— Ничего не говори, — нетерпеливо отмахивается она. — тебе нужно поспать, пока действуют лекарства. Но сначала я осмотрю твой бок, чтобы убедиться, что нет никаких серьезных повреждений.
— С ней все будет хорошо? — Джеймс и не пытается казаться храбрецом. Он совсем расклеился, и если бы меня не несли на руках, я бы обняла его, сказала, что со мной все в порядке, просто чтобы он не был так напуган.
— Думаю, да, — говорит доктор, и я чувствую, что она убирает волосы мне с лица. Джеймс разворачивается, чтобы мы зашли в дверь. Нас поглощает темнота. Окна занавешены, и над нами зажигается лампочка.
— Похоже, что гематома серьезная, но я все равно потыкаю в нее, просто на всякий случай.
Она хлопает меня по плечу, чтобы дать понять, что шутит.
— Ладно, кладите ее сюда.
Джеймс кладет меня на небольшую односпальную кровать, и я чувсвую под собой холодные простыни. Мне больно, голова кружится — но больше всего я боюсь быть наедине с кем-то, кроме Джеймса. Я хватаю его за рубашку, чтобы он не уходил от меня. Он садится на кровать рядом со мной, берет за руку, прикладывает ее к губам.
— Все, кроме блондина — на выход, — говрит доктор, и Аса с риэлмом тотчас выходят.
— Ну а теперь сними с нее эти ужасные серые тряпки, — говорит она Джеймсу, и тот высвобождает мои руки из рукавов серой пижамы. Эвелин склоняется на коени рядом со мной, осматривает мой бок, а потом действительно тыкает в него, заставив меня застонать. Она извиняется, но тыкает еще раз в других местах. Когда она заканчивает, подходит к шкафу для одежды, достает оттуда ярко-розовую футболку и протягивает ее Джеймсу.
— Пусть она наденет это, — говорит она. — Совершенно не желаю, чтобы она снова надевала серый цвет.
— Как она? — спрашивает Джеймс, а его голос напряжен.
— Контузия, синяк. Несколько недель ей придется поболеть. Но, насколько я вижу, самые сильные травмы будут эмоциональными.
Доктор берет маленький деревянный стул, ставит его рядом с кроватью, садится. Когда я заканчиваю одеваться, она оглядывает нас с Джеймсом.
— Мне так жаль, что вам пришлось пройти через все это. Но, может быть, вы меня посвятите в кое-какие подробности? Например, как Майкл Риэлм умудрился найти меня.
Я лениво смотрю на Джеймса, несколько раз моргаю, чтобы заставить себя проснуться.
— Когда нас забрали из фермерского дома, — начинает Джеймс, — Риэлм сидел в том фургоне, в который посадили меня. Он был одет как обработчик, и с ним был Аса, и они привезли меня в какой-то заштатный мотель рядом с больницей. Аса не был записан как участник облавы, так что в Программе и не знали, что он там появлялся. А то, что я там был, вообще скрывали, потому что официально я пустился в бега. Риэлм спас меня.
Сердце у меня начинает ныть, потому что я не знаю, что бы Джеймс мог сказать такого, отчего бы я простила Майкла Риэлма. Честно, не знаю.
— У меня была визитка репортера, — продолжает он, — и мы с риэлмом встретились с ним. Попросили его о помощи, пообещав, что предоставим ему историю, которая сделает ему карьеру, но не раньше, чем Слоан будет свободна.
Джеймс пожимает плечами.
— Риэлм выдал вас, Эвелин. Сказал, что может помочь Келлану взять у вас интервью, если тот поможет нам.
Все добродушие доктора тотчас исчезает, и она смотрит на дверь, по ту сторону которой ждет Риэлм. Как-то раз Риэлм сказал мне, что Эвелин заботилась о нем. Но если она скрывалась от Программы, имел ли он право выдаватьее? Имеет ли он право делать то, что делает?