Я вздыхаю и отворачиваюсь, прервав его фразу.
— Но ты пришел, — говорю я, сжимая губы и улыбаясь. — В конце-концов, важно только то, что меня теперь там нет.
— А знаешь, мы их достанем, — искренне говорит он. — Я найду те исследования, и все это, вместе с заявлением Эвелин, показаниями свидетелей — Программе не выжить после всего этого кошмарного пиара. Я тебя уверяю, Слоан. Они у тебя больше ничего не заберут.
Надеюсь, Келлан прав, и в этот момент я ему верю. Он искал меня по всей стране, помог спасти мне жизнь — если он смог все это сдела верить, приходится верить, что он — хороший репортер. Из дома Эвелин выходит оператор со своим оборудованием, кивает мне в знак прощания, и мы с Келланом обнимаемся в последний раз. Я смотрю, как он садится в машину, готовясь к окончанию своей истории. Перед тем, как отъехать, он поднимает стекло.
— Слоан? — спрашивает он. — Если бы Эвелин сделала еще таблеток…. ты бы приняла их?
Я раздумываю над его словами, раскачиваюсь с ноги на ногу. Вспоминая мой последний раз в Программе, я все еще чувствую боль, и все-таки, мне кажется, что это — только верхушка айсберга, небольшая часть той боли, что я пережила за несколько месяцев. Разве мне поможет, если я все это переживу опять?
— Не думаю, — искренне говорю я ему. — Иногда, Келлан… мне кажется, что все, что у нас есть — настоящий момент.
Услышав мой ответ, он улыбается, хотя и сдвигает брови, как будто он немного озадачен. Я машу ему рукой, и он уезжает, оставив мятежников позади. Оставив нас с самими собой.
Я захожу в дом, и там тихо. Джеймс разлегся на полу и тихо разговаривает с Даллас, а она лежит на диване над ним. Мне это нравится — то, что он бережно к ней относится, защищает ее. С тех пор, как Джеймс принял Лекарство, он изменился. Стал внимательнее и заботливее — так, что я верю, что мы всегда были вместе.
На кухне кто-то звенит посудой, и я иду туда, но когда вижу, что за столом сидит один Риэлм, мне становится не по себе. Дверь в спальню Эвелин закрыта, а когда я захожу, Риэлм оглядывается через плечо. Несмотря на желание тут же выйти вон, я сажусь напротив него и решаюсь посмотреть ему прямо в глаза.
— Однажды я сказал, что лучше бы ты меня ненавидела, — говорит он. — Не поздно брать свои слова назад?
Я не хочу, чтобы он шутил; от этого мне еще больнее. Я кладу руки на колени и сжимаю кулаки, чтобы контролировать эмоции, которые бушуют внутри меня.
— Почему? — спрашиваю я. — Если ты был моим обработчиком в Программе, если стер мои воспоминания, зачем притворяться моим другом? И продолжать это, даже после того, как я вернулась?
Риэлм вздыхает, поникает головой, а его глаза блестят — мои слова попали в цель.
— Я делал свою работу. И влюбился.
Он смотрит на меня.
— Я делал все, что мог, чтобы сохранить тебя. Но ответ очень простой: я — эгоист. Думал, что смогу заставить тебя полюбить меня, что без Джеймса ты смогла бы. Думал, что смогу сделать так, чтобы вы устали друг от друга.
— Я любила тебя.
Риэлм печально улыбается.
— Но не так. Не так, как его.
Он устремляет взгляд в сторону гостиной.
— Знаешь, он не так уж и плох. Мне он даже нравится. И я ошибался: я никогда не смогу любить тебя так, как он. Этот парень абсолютно без ума от тебя.
Я смеюсь и кладу руки на стол, а злость потихоньку проходит. Между риэлмом и мной, конечно же, есть что-то еще, моменты, о которых я не могу вспомнить. И не хочу. Я хочу, чтобы все осталось, как есть сейчас, когда мы заключили перемирие. И говорю ему спокойной ночи, даже хотя в его глазах вижу, что он хочет поговорить подольше.
Когда Джеймс замечает меня, он ухмыляется, хлопает ладонью по ковру и говорит, что он оставил мне место. Мы решаем, что уедем завтра, ранним утром. Эвелин одолжит нам машину, чтобы мы спрятались где-нибудь в городе, а Риэлм отвезет Даллас в Корваллис, где, по ее словам, у нее есть кузина, которая будет рада помочь ей спрятаться. Мы не знаем, все ли сделали Келлан с Эвелин, чтобы освободить нас, но впервые за долгое время мы подолши близко к концу этой истории. И в этом есть какое-то утешение.
* * *
— Надо уходить.
В комнате раздается резкий голос, и я встакиваю на ноги, глаза еще слипаются со сна. Вижу, что в дверях стоит Риэлм, а на его рукавах — темно-красные пятна. Я вскрикиваю от ужаса, и Даллас с Джеймсом ошеломленно подскакивают.
— О, Боже! Что с тобой!
Первое, о чем я думаю — Риэлм ранен, я ищу, откуда течет кровь. Но ничего не вижу и смотрю ему за спину, в спальню. Это ведь чья-то кровь.
Риэлм растерянно облизывает губы, как будто не знает, что сказать.