— Я тоже потерял ценного помощника во время чумы, — сказал Исаак. — Но Господь в Его мудрости дал мне умную дочь с ловкими пальцами, которая заняла его место. Конечно, сестра Текла может остаться. Она не помешает.
— Я тоже останусь, — сказала сестра Агнета. — Больше никто не нужен. Я останусь здесь, возле двери, и буду сообщать все, что надо будет передать. Сестра, вы можете подождать снаружи, пока вы не понадобитесь.
Сестра Бенвенгуда бросила на нее злобный взгляд и направилась к двери.
— Спасибо, сестра, — сказал Исаак. Он подождал, когда шаги стихнут и дверь закроется, после чего снова повернулся к больной.
Весьма учтиво Ракель развернула покрывающую тело ткань, а затем приподняла тонкую льняную рубашку, открывая огромную, блестящую, красную опухоль, расположенную высоко на бедре доньи Исабель, довольно близко к паху. И при этом Ракель спокойным, уравновешенным голосом продолжила описание того, что она видела и делала.
Исаак остановился, чтобы обдумать сказанное.
— Что за опухоль?
— Это гнойник, я уверена, а не чумная опухоль, — сказала Ракель. Она наклонилась. — Как давно это появилось здесь? — спросила она.
Донья Исабель замигала, с трудом пытаясь сосредоточиться.
— В пятницу, — прошептала она. Ее глаза снова закрылись; она откинула голову и невнятно забормотала.
— Опухоль распространяется? — спросил Исаак.
— Нет еще, отец. По крайней мере, я так не думаю.
— Я должен коснуться этого, моя храбрая донья Исабель, чтобы знать, что делать. Но я слеп и не могу видеть вас. Мои пальцы видят вместо меня.
Молодая женщина застонала, широко открыла глаза и потянулась, чтобы поймать руку Ракель. Она попробовала притянуть ее к своему лицу.
— Мама, — прошептала она.
— Постарайтесь не кричать, — сказал Исаак, — или добрые сестры решат, что я вас тут убиваю.
— Она больше не понимает тебя, отец, — сказала Ракель.
— Возможно. А может быть, и нет. Но сначала мы уменьшим боль.
Ракель взяла флягу с вином из корзины, налила половину чашки, а затем добавила туда воды и темной жидкости из пузырька. Она поддержала голову доньи Исабель и поднесла чашку к ее губам.
— Вы должны выпить это, донья Исабель, — твердо сказал Исаак.
Она услышала его из глубины своего бреда и проглотила половину смеси. Исаак подождал, считая секунды и наклонившись к кровати, а затем Ракель направила его пальцы к краю опухоли. Он нащупал ее и кивнул.
Уверенные руки Ракель вскрыли нарыв и очистили пораженный участок. Она промыла рану вином, добавила кое-какие листья и высушенные травы в припарку старой монахини и приложила ее к ране.
— Как вы себя чувствуете теперь, госпожа? — спросил Исаак.
Теперь, когда боль ушла, донья Исабель, измученная истощением, под воздействием вина и сильных опиатов, не ответила. Впервые за несколько дней она глубоко спала.
Исаак собрался и направился через комнату больной к двери. Но прежде чем — он дошел до незнакомой ему двери, сестра Агнета открыла ее перед ним и пожелала ему спокойной ночи. В коридоре его схватила большая сильная рука, и знакомый голос поприветствовал его.
— Мастер Исаак, старый друг. Я очень благодарен вам за внимание к моей племяннице. Как она?
— Она спит, господин Беренгуер. Ракель останется, чтобы присмотреть за ней. Не буду искушать небеса, уверяя, что она уже вне опасности, но, однако, я не чувствую, что Господь готов взять ее к себе. Утром я вернусь, чтобы понять, стало ли ей лучше. Ракель пошлет за мной, если я понадоблюсь раньше.
— Ну что ж, — произнес епископ Жироны. — Это хорошие новости. Давайте немного пройдемся вместе.
Когда они спускались по лестнице, похожее на колокольчик сопрано взлетело, разлетаясь эхом в коридорах. К нему присоединились еще два или три голоса, чьи богатые, более низкие тона подхватили печальное пение. Исаак остановился.
— Это сестры, — сказал Беренгуер. — Они уже оставили свои постели и поют хвалу Господу. Епитимья, налагаемая на некоторых из них за то, что их голоса лучше, чем у прочих, — добавил он со смешком.
— Небольшая цена за такую красоту. Донья Исабель — ваша племянница, ваше преосвященство? По-моему, я не слышал, чтобы вы говорили о ней.
— Для этого есть причины, мой друг. Чтобы все было ясно, она действительно моя племянница, дитя моей сестры, а не ошибка моей юности, — сказал епископ, когда они ожидали сестру Марту, чтобы та открыла им ворота монастыря. — Рожденное в самый благоприятный час семнадцать лет назад. Скромная девочка, но смелая, с ясным умом и острым язычком. Я привык к ней. — Он помедлил, чтобы они могли идти рядом. — Я стал ее опекуном после смерти матери. Чтобы проследить за ее образованием, я поместил ее здесь.