— Спасибо, — сказал Элеазар, и Ракель и Большой Йохан вышли.
— Возможно, это отцовская глупость, но я чувствую беспокойство за мою дочь Ребекку и принца, — тихо сказал Исаак.
— Они хорошо устроены и находятся в безопасности, мой друг, — сказал Элеазар. — Их надежно охраняют.
— Достаточно разговоров, — сказал дон Педро. — Пришла пора действовать.
В то время, когда происходил этот разговор, в задней стене дворца открылась маленькая дверца; вооруженный мужчина, одетый в черную тунику и башмаки, проскользнул мимо другой фигуры, дакже одетой в черное, в рясе и сандалиях. Он кивнул и направился через кухни к апартаментам, где расположились высокопоставленные гости.
Вооруженный мужчина двигался с уверенностью человека, который знает, куда идет, и с абсолютной верой в то, что он имеет право там находиться. Он узнал капитана, стоявшего на часах возле двери инфанта Йохана; они сражались бок о бок в Валенсии и много раз ездили вместе, выполняя королевские поручения. Он кивнул ему и протянул руку, чтобы открыть дверь. Капитан быстро вышел вперед и встал между дверью и человеком в черном.
— Мои глубочайшие извинения, господин, — сказал он. — Но его величество дал совершенно четкие указания. Я полагал, что вы знаете о них, — укоризненно добавил он. — Никто, ни вы, ни даже сам его преосвященство епископ, не должен входить в комнату принца и его няни.
— Мои извинения, — сердечно ответил человек в черном. — Я забыл об этом. У меня есть сообщение для няни, — сказал он. — Но это подождет. — Затем без предупреждения он выхватил кинжал, скрытый под короткой накидкой, и по самую рукоять вонзил его под железный нагрудник капитана. Кинжал прошел под ребрами и пробил сердце. — Мне очень жаль, капитан, — сказал черный человек, и в его голосе действительно послышались нотки сожаления. — Вам просто не повезло, вы не должны были здесь находиться.
Мужчина вытащил нож из груди капитана и позволил телу опуститься на пол, вытер кинжал от крови о плащ убитого и сунул его обратно в ножны. Но лишь только его рука коснулась ручки двери, как быстрые шаги заставили его обернуться. Из-за угла вывернули двое охранников. Они увидели своего капитана лежащим на полу и бросились в атаку.
Человек в черном развернулся и растаял в ночной тьме. К тому времени, когда охранники осознали случившееся и начали преследование, он уже затерялся в темных закоулках дворца. Все происшествие заняло меньше времени, чем потребовалось бы спокойному человеку, чтобы пройти из одного конца коридора в другой.
Площадь Апостолов, лежащая между собором и дворцом епископа, была тиха и пуста. Луна ярко освещала ее с высоты небес, но лик светила был прикрыт тонкой вуалью облаков и поэтому выглядел стертым и размытым. Лампа, зажженная на алтаре в соборе, сияла во тьме, как маяк, но епископский дворец после завершения пира был темен, через закрытые ставни на окнах не пробивалось ни лучика. Затем с верхних ступенек соборной лестницы, начинающейся у западной двери собора, начали спускаться темные фигуры и собираться на площади. Вскоре вся площадь была заполнена людьми; сорок или пятьдесят человек, бывшие в банях, привели с собой еще пятьдесят или шестьдесят. Площадь наполнилась ропотом молчаливой толпы — дыханием сотни человек, толкающихся и переминающихся с ноги на ногу. Все они собрались с южной стороны собора. Затем позади толпы появились два пылающих факела. Почти сразу же от них начали зажигать другие факелы, тюка на площади не стало почти так же светло, как днем. Линия людей с факелами двинулась через толпу, они осветили закрытые капюшонами лица тех, кто находился около собора.
В тишине невероятно красивый тенор взлетел к небесам, запевая первую строку «Tibi Christi, splendor patris». К нему присоединилось еще несколько голосов. Священный гимн разорвал ночную тишину ночи; постепенно ровный, но приглушенный бой одного, затем шести, и наконец приблизительно двадцати барабанов начал отбивать четкий ритм и перекрыл голоса.
Новости о гибели капитана распространилась по дворцу как набат, и те, кто не мог или не должен был сражаться, торопливо собрались в кабинете епископа.
— Его величество сказал мне, что решительность вашей дочери спасла жизнь принца, — сказал Беренгуер. — Он очень благодарен ей, и теперь их охраняют намного лучше, — сухо добавил он. Говоря это, он придержал открытую ставню, чтобы наблюдать за разворачивающимся внизу действом.
— Спасибо, ваше преосвященство, — устало ответствовал Исаак.