Но и от чар колдовства все не слабеет любовь.
Вот потому-то и я говорю: если хочешь спасенья —
290 Наша наука велит зелья и клятвы забыть.
Если никак для тебя невозможно уехать из Рима —
Вот тебе новый совет, как себя в Риме держать.
Лучше всего свободы достичь, порвав свои путы
И бременящую боль сбросивши раз навсегда.
295 Ежели кто на такое способен, дивлюсь ему первый:
Вот уж кому не нужны все наставленья мои!
Тем наставленья нужны, кто влюблен и упорствует в этом,
И не умеет отстать, хоть и желает отстать.
Стало быть, вот мой совет: приводи себе чаще на память
300 Все, что девица твоя сделала злого тебе.
«Я ей давал и давал, а ей все мало да мало, —
Дом мой продан с торгов, а ненасытной смешно;
Так-то она мне клялась, а так-то потом обманула;
Столько я тщетных ночей спал у нее под дверьми!
305 Всех она рада любить, а меня ни за что не желает:
Мне своей ночи не даст, а коробейнику даст».
Это тверди про себя — и озлобятся все твои чувства,
Это тверди — и взрастет в сердце твоем неприязнь.
Тем скорее себя убедишь, чем речистее будешь —
310 А красноречью тебя выучит мука твоя.
Было со мною и так: не умел разлюбить я красотку,
Хоть понимал хорошо пагубу этой любви.
Как Подалирий больной, себе подбирал я лекарства,
Ибо, стыдно сказать, врач исцелиться не мог.
315 Тут-то меня и спасло исчисленье ее недостатков —
Средство такое не раз было полезней всего.
Я говорил: «У подруги моей некрасивые ноги!»
(Если же правду сказать, были они хороши.)
Я говорил: «У подруги моей неизящные руки!»
320 (Если же правду сказать, были и руки стройны.)
«Ростом она коротка!» (А была она славного роста.)
«Слишком до денег жадна!» (Тут-то любви и конец!)
Всюду хорошее смежно с худым, а от этого часто
И безупречная вещь может упреки навлечь.
325 Женские можешь достоинства ты обратить в недостатки
И осудить, покривив самую малость душой.
Полную женщину толстой зови, а смуглую — черной,
Если стройна — попрекни лишней ее худобой,
Если она не тупица, назвать ее можно нахалкой,
330 Если пряма и проста — можно тупицей назвать.
Больше того: коли ей отказала в каком-то уменье
Матерь-природа, — проси это уменье явить.
Пусть она песню споет, коли нет у ней голоса в горле.
Пусть она в пляску пойдет, если не гнется рука;
335 Выговор слыша дурной, говори с нею чаще и чаще;
Коль не в ладу со струной — лиру ей в руки подай;
Если походка плоха — пускай тебя тешит ходьбою;
Если сосок во всю грудь — грудь посоветуй открыть;
Ежели зубы торчат — болтай о смешном и веселом,
340 Если краснеют глаза — скорбное ей расскажи.
Очень бывает полезно застичь владычицу сердца
В ранний утренний час, до наведенья красы.
Что нас пленяет? Убор и наряд, позолота, каменья;
Женщина в зрелище их — самая малая часть.
345 Впору бывает спросить, а что ты, собственно, любишь?
Так нам отводит глаза видом богатства Амур.
Вот и приди, не сказавшись: застигнешь ее безоружной,
Все некрасивое в ней разом всплывет напоказ.
Впрочем, этот совет надлежит применять с осмотреньем:
350 Часто краса без прикрас даже бывает милей.
Не пропусти и часов, когда она вся в притираньях:
Смело пред ней появись, стыд и стесненье забыв.
Сколько кувшинчиков тут, и горшочков, и пестрых вещичек,
Сколько тут жира с лица каплет на теплую грудь!
355 Запахом это добро подобно Финеевой снеди:
Мне от такого подчас трудно сдержать тошноту.
Дальше я должен сказать, как и в лучшую пору Венеры
Может быть обращен в бегство опасный Амур.
Многое стыд не велит говорить; но ты, мой читатель,
360 Тонким уловишь умом больше, чем скажут слова.
Нынче ведь строгие судьи нашлись на мои сочиненья,
Слишком проказлива им кажется Муза моя.
Пусть, однако, они бранят и одно и другое —
Лишь бы читались стихи, лишь бы их пели везде!
365 Зависть умела хулить и великого гений Гомера —
Чем, как не этим, себя некий прославил Зоил?
Да и твою святотатный язык порочил поэму,
Ты, кто из Трои привел к нам побежденных богов.
Вихри по высям летят, бьют молнии в вышние горы —
370 Так и хулитель хуле ищет высокую цель.
Ты же, кому не по вкусу пришлось легкомыслие наше,
Кто бы ты ни был, прошу: мерку по вещи бери.
Битвам великой войны хороши меонийские стопы,
Но для любовных затей место найдется ли в них?
375 Звучен трагедии гром: для страсти потребны котурны,
А заурядным вещам впору комический сокк.
Чтоб нападать на врага, хороши воспаленные ямбы
С ровно бегущей стопой или хромые в конце.
А элегический лад поет про Амуровы стрелы,
380 Чтобы подруга забав молвила «да» или «нет».
Мерой стихов Каллимаха нельзя славословить Ахилла,
Но и Кидиппу нельзя слогом Гомеровых уст.
Как нестерпима Таида, ведущая роль Андромахи,
Так Андромаха дурна, взявши Таидину роль.
385 Я о Таиде пишу, и к лицу мне вольная резвость:
Нет здесь чинных матрон, я о Таиде пишу.
Если шутливая Муза под стать такому предмету,
То и победа за мной: суд оправдает меня.
Зависть грызущая, прочь! Стяжал я великую славу,
390 Будет и больше она, если продолжу мой путь.
Ты чересчур поспешила; дай срок, тебе хуже придется:
Много прекрасных стихов зреет в уме у меня.
Слава тешит меня и ведет и венчает почетом —
Твой же выдохся конь в самом низу крутизны.
395 Столько заслуг признала за мной элегия наша,
Сколько в высоком стихе знал их Вергилий Марон.
Вот мой ответ на хулу! А теперь натяни свои вожжи
И колесницу, поэт, правь по своей колее.
Если обещана ночь, и близится час для объятий,
400 И молодая спешит к милому сила труду, —
То, чтобы всей полнотой не принять от подруги отраду,
Ты в ожиданье того с первой попавшейся ляг.
С первой попавшейся ляг, угаси ею первую похоть:
После закуски такой трапеза будет не в сласть.
405 Лишь долгожданная радость мила: питье после жажды,
Свежесть после жары, солнце за холодом вслед.
Стыдно сказать, но скажу: выбирай такие объятья,
Чтобы сильнее всего женский коверкали вид.
Это нетрудная вещь — редко женщины истину видят,
410 А в самомненье своем думают: все им к лицу.
Далее, ставни раскрой навстречу свободному свету,
Ибо срамное в телах вдвое срамней на свету.
А уж потом, когда, за чертой сладострастных исканий,
В изнеможении тел, в пересыщении душ,
415 Кажется, будто вовек уж не сможешь ты женщины тронуть
И что к тебе самому не прикоснется никто, —
Зоркий взгляд обрати на все, что претит в ее теле,
И заприметив, уже не выпускай из ума.
Может быть, кто назовет пустяками такие заботы?
420 Нет: что порознь пустяк, то сообща не пустяк.
Тучный рушится бык, ужаленный маленькой змейкой,
И погибает кабан от невеликих собак.
Нужно уметь и числом воевать: сложи все советы
Вместе — увидишь, из них груда большая встает.
425 Но разнородны людские умы, как и лица людские:
И не для всех и не все годно в советах моих.
Может быть, то, что мимо тебя пройдет, не затронув,
В ком-то другом возмутит душу до самого дна.
В этом застынет любовь оттого, что случайно он взглянет
430 На непристойную часть в теле, открытом очам;
В этом — после того, как любовница, вставши с постели,
Взгляду откроет на ней знаки нечистых утех;
Вам, чья любовь легковесна, довольно и этих смущений: